— Квадрант за квадрантом, — прорычал он. — Не оставляйте ни камня, братья. Вы — личные преторианцы примарха. Действуйте как он. Найдите его.
Феррус Манус не чувствовал себя заблудившимся, и тем не менее это место было незнакомо ему.
Это была пещера, огромное и отвечающее эхом пространство, которое вело в бесконечную темноту. Длинная, неровная трещина раскалывала сводчатый потолок, и он предположил, что упал в незамеченную расщелину в пустыне.
Тусклый солнечный свет проникал сквозь трещину, но растворялся во мраке.
Он несколько раз попытался вызвать морлоков, но связь не работала. Даже помех не было слышно. От ретинальных линз тоже было мало пользы, и он снял боевой шлем.
— Насколько глубоко я нахожусь? — поинтересовался он вслух. Эхо отсутствовало, несмотря на громадные размеры пещеры. Воздух был свеж и холоден. Он чувствовал его ласковое прикосновение к коже, но в нем присутствовал сильный запах масла и чего-то еще… благовония. Аромат был приторным, абсолютной противоположностью того, к чему он привык. Это было разложение и гедонизм, невероятно далекие от твердости и дисциплины.
Когда его улучшенное зрение присоединилось к обонянию, ему медленно открылось больше деталей окружающей обстановки: колонны, выцветшие останки резных барельефов и широкие триумфальные арки, вырезанные из камня. Он увидел монолитные скульптуры. Они изображали людей, но он не узнал ни лиц, ни облачения. Каменные незнакомцы смотрели на него свысока разрушенными временем лицами. Один — благородный воин без головы — обвиняюще указывал на него пальцем.
— Я не рубил твою голову, брат, — сказал Феррус и зашагал прочь.
Как и голос, шаги Ферруса не рождали эха, и он предположил, что это из-за некой особенности здешней геологии. Феррус провел некоторое время с братом Вулканом, который просветил его на счет достоинств и различий земли и камня.
— Покажи мне, как превратить его в нечто функциональное и полезное, — ответил он тогда, к большой досаде брата-примарха. — В противном случае, в чем смысл?
Горгон и Дракон были похожими и, тем не менее, очень разными.
Феррус последовал за ветром, надеясь, что он приведет его к какой-нибудь трещине, которую он мог бы расколоть и таким образом соединиться со своим легионом. Ветерок вывел его из огромной пещеры в широкую галерею, которая напоминала о каком-то затонувшем королевстве Старой Земли. Колонны подчеркивали длинный темный путь и поднимались к высокому потолку, который исчезал во мраке. Земля под ногами была черна. Стояла вонь сожженной плоти, и в воздухе словно висел пепел крематория. Смертного это могло вывести из себя, но Феррус далеко ушел от подобной слабости рожденных во плоти.
Черный песок…
Мысль пришла незваной, когда он посмотрел на свои ноги.
Точно, как в долине.
— Возможно, гробница или мавзолей, — вслух посчитал он. Но здесь не было ни крипт, ни даже реликвария, только галерея, провонявшая смертью.
Грани полированного обсидиана, черного как земля, мерцали в свете кристаллов, когда Феррус миновал галерею. Он мельком увидел что-то, часть образа, в прозрачном камне. В бездонной тьме пылал огромный пожар, и что-то еще… Оно было знакомым, и в то же время чужим.
Словно хватаясь за разбитые осколки сна, Феррус не мог удержать образ целиком достаточно долго, чтобы четко разглядеть. Где бы он ни остановился для лучшего обзора, обсидиан отражал только лицо примарха, суровое и раздраженное.
Возможно, это был очередной каприз света и геологии этого места. Несомненно, в нем было что-то уникальное.
Феррус сопротивлялся порыву извлечь Сокрушитель Наковален и разнести камень на куски. Зная, что ничего не добьется этим, он отогнал желание.
«Меня так легко не проведешь», — подумал он и упрямо продолжил путь.
Он почти вышел из длинной галереи, когда что-то еще кольнуло чувства примарха.
Феррус услышал… плач.
Может быть, проделка ветра? Он не чувствовал дуновения, но звук доносился словно издалека.
Это была скорбная песня, нечто столь зловещее, что просачивалось в его душу и наливало свинцом конечности. Примарху не приходилось когда-либо испытывать печаль. Он чувствовал боль, теряя сыновей в битвах, но это был риск, неотъемлемый для их предназначения. Он принимал его. И никогда еще ему не доводилось переживать истинную утрату. И вот теперь она овладела им, такая реальная… Его разум наполнили образы братьев, убитых или близких к смерти, труп его отца.
— Что это?
Гнев вытеснил печаль, когда Феррус понял, что стал жертвой очередного ксеноколдовства. Он не поддался ему, вернув силу в свое тело только для того, чтобы печальная песнь переродилась во что-то еще, нечто худшее. В воздухе звучали предсмертные крики, словно в этом мрачном месте задержались какие-то призраки, вновь переживая свои последние мгновения.
— Выходи! — потребовал Феррус, разыскивая колдуна, который изводил его своими чарами. — Покажись, или я разорву это место на части, чтобы найти тебя.
Его вызову ответил низкий скрежет далеких двигателей, режущее слух крещендо интенсивной стрельбы и дикие крики воинов. Тысячи звуков битвы смешались в ужасающую какофонию, принуждая к убийству и смерти. Вокруг примарха развернулась картина битвы, и только ее он мог слышать, да и то через огромное расстояние или само время. Феррусу не было необходимости видеть ее, чтобы понять, где бы и когда она не происходила — это был ад.
Пока иллюзорная война продолжалась, он распознал голос, от которого у него застыла кровь.
С губ примарха слетел скрежет, плохо подходивший повелителю битвы.
— Габриэль…
Он остановился и попытался прислушаться, надеясь, что таким образом опровергнет свои подозрения, но грохот стих, и вместо него помещение наполнила тишина.
Дыхание, слабое и частое. Под боевым доспехом, собственноручно выкованным полубогом, тяжело поднималась грудь. Окружившая его внезапная тишина вызвала у Ферруса новую и нежеланную тревогу.
Маленький шаг, неуверенный и осторожный, снова породил ад в его мозгу. Еще один — и крики стали громче. Еще — и они почти оглушали.
— Габриэль!
Феррус сердито всмотрелся в темноту, изучая каждую колонну, каждую тень в поисках своего первого капитана. Взбешенный и недоверчивый, он не отдавал себе отчета… В его измученном разуме Габриэля Сантара жестоко убивали.
Затем других… Десаан, превращенный в пепел атомным пламенем; Рууман, заколотый полудюжиной спат; даже Кистор, магистр астропатов, выплевывающий кровь и застывший в предсмертной конвульсии… Тысячи умирающих голосов кричали одновременно.
Феррус ударил по земле и понял, что стоит на коленях. Атакованный апокалиптическими видениями, он поднял серебряные руки ко лбу в попытке отогнать их.
— Невозможно…
Он увидел нечто столь ужасное в своем сне наяву, что едва мог смириться с этим, не говоря уже о том, чтобы выразить словами.
Более слабое существо могло сломаться, но он был Горгоном и обладал ментальной силой, которую немногие в нем прозревали. Жиллиман знал о ней и сказал ему, когда им представилась возможность поговорить наедине. Кобальтовый и черный были могучей смесью, негнущимся сплавом.
Феррус упрямо встал, сначала уперевшись одной ногой, потом другой. Только решимость, которая видела срытые горы и побежденных одной рукой чудовищ, могла разрушить такие сильные чары. Он чувствовал тяжесть в спине и руках.
Я выдерживал большее бремя.
Гнев придал стойкости. Она стала расплавленным источником, из которого Феррус черпал силу со сжатыми от ярости кулаками.
Он зарычал на тени.
— Ложь! Ты показываешь мне эту фальшь и ждешь, что я поверю в нее? Чего ты хочешь добиться? Пытаешься свести меня с ума?
Его последние слова отозвались эхом, снова и снова.
Я выдержу. Моя воля нерушима.
Стиснув зубы, Феррус пробирался сквозь ужас повторяющегося видения мучительной смерти Габриэля. Оно накатывало на него опустошающей волной. Гибель всех до единого верных морлоков предстала одной бесконечной бойней.