И я поцеловал его — совсем иначе как целовал до этого. На этот раз я не боялся чувств и не боялся сделать что-то лишнее, что не входило бы в наши «рамки». Сейчас он не был моей сучкой, и мы были просто Луи и Гарри, и Гарри был до критической точки влюблен в него.
Он ответил мне сразу же, медленно двигая губами и позволяя моему языку вторгнуться. Я любил в нем то, как открыто он принимал все, что бы я с ним не делал. И это всё было настолько иначе, настолько разнилось с тем, что у меня было до этого, с Ником, и другими случайными людьми. Никто не подходил для меня так идеально как Луи.
— Гарри, — прошептал он, когда губы мои оторвались от его и переместились ниже, к шее и ключицам, засасывая кожу и оставляя секундные следы. Я тихо хмыкнул в ответ. — Если… если сегодня ничего не выйдет, я просто хочу… и эта татуировка… Просто знай, что я правда влюблен в тебя.
Я остановился, но лишь на несколько секунд, чтобы вернуться обратно к его губам и дать безмолвный ответ. Мне было всё равно на самом деле, даже если бы он соврал, я был так сильно опьянен им в тот момент, что принял бы это, хотя боль вернулась бы на утро, и избавляться от нее мне пришлось бы мучительно долго.
Но тогда я просто прижал его к себе, и мы подвинулись на постели чуть дальше, к стене. Луи раздвинул ноги, давая мне устроиться между них, и наши губы снова встретились.
Мне хотелось сделать это как можно осторожнее, вернуться к тому, на чем мы остановились, но Луи вел себя несдержанно — касался меня так, будто мы были в разлуке не несколько недель, а несколько лет; просил меня и целовал сильнее, чем обычно.
— Я скучал по тебе, — сказал я ему в шею, вдыхая запах кожи, который почти забыл. — Я должен был сказать раньше.
— Нет, я понимаю, это всё моя… проблема.
— Никакой проблемы, Лу, — стягивая его майку и опускаясь с поцелуями на его живот, произнес я. — Я все исправлю.
Раньше я хотел узнать, каким будет лицо Луи, когда он возбужден, когда он на грани, и когда эту грань переходит. Но раньше у меня был какой-то странный спортивный интерес, будто я думал, что если сделаю это, то получу какой-то приз. Теперь мне было наплевать на это. Я хотел, чтобы Луи почувствовал то удовольствие, что я получал с ним месяцами.
— Ты должен доверять мне, Лу.
— Я доверяю, доверяю, Гарри, — шептал он загнанно, когда я медленно стягивал остатки его и моей одежды.
В ту ночь мы впервые были обнажены, хотя до этого сотни раз видели друг друга без одежды.
— Я люблю тебя.
Это стало гимном тех часов. Фраза, что я повторял каждый раз, оставляя поцелуи на его бедрах. Луи боялся, я боялся тоже. Мои пальцы проследовали путь на его коже, добираясь до члена и ощущая его тело.
Я делал это много раз. Касался его — руками или ртом, но всякий раз это было словно биться о стену.
Луи сжал мои плечи руками, его бедра дернулись, и член в моей руке дернулся тоже. Я накрыл губами головку, дразнящее провел по ней языком, а после прошелся по всей длине. Я делал все, что, как он говорил, ему действительно было приятно в наших предыдущих разах. И я почувствовал твердеющую плоть в моих руках.
— Луи, ты возбудился, — улыбнулся я, обдавая дыханием его кожу.
— Знаю, идиот.
Я усмехнулся и услышал его ответный смех. Это был первый раз, когда мы искренне смеялись, будучи лишь наедине друг с другом.
— Говори со мной, Лу. Скажи, чего ты хочешь.
— Мне нравится, — простонал он. — Когда ты командуешь, и когда… когда вылизываешь меня.
Я улыбнулся, потому что я знал это, но мне просто нужно было, чтобы он это произнес. Не для меня, для него, потому что это то, что его возбуждает.
— Вот так, любимый?
Я провел языком по его яйцам, спускаясь к сжатой дырочке и запуская его внутрь. Член в моей руке стал достаточно твердым, и я водил по нему рукой, слушая чертыханья Луи и его брань.
Я продолжал и продолжал, голова шла кругом от того, как сильно мы увлекались, от того, как странно мы были обескуражены друг другом.
— Гарри… я не… я чувствую…
Я сжал пальцами его сосок, пальцами другой руки сильно впиваясь в его ягодицы, а языком продолжая толкать всё глубже.
— Кончай, любимый. Ты должен кончить, да? Ты же сделаешь это?
Луи выгнулся, когда я снова взял его член в рот, начиная сосать быстро и резко, принимая на всю длину, и тогда его сперма заполнила моё горло.
Его тело всегда было совершенным. С самого первого дня как я увидел его — незапятнанное, чистое, поражающее откровенностью.
Мы лежали на сбившейся тюремной постели, и Луи отходил от оргазма, накрывшего его впервые в жизни, а я пытался отойти от того, насколько сильно я влип на этот раз. Расставаться с Ником было болезненно, знать, что он меня не любит было болезненно, но я был уверен, что ничто не сравниться с той болью, которая меня настигнет, если история повторится с Луи. Потому что Луи был другим.
И я уснул с мыслью, что хочу не просыпаться следующим утром, оставаясь навсегда в моменте этой ночи.
***
— Гарри, проснись, Гарри, — он толкал меня в плечо, утыкаясь носом в мою шею и кусая мою линию челюсти. Ноги мои неприятно запутались в грубой ткани тюремной простыни, и мне хотелось просто оказаться дома, на удобной постели с Луи, который бы не будил меня в блядскую рань. Но его планы были совершенно другими.
— Милый, в чем дело? — приторно промямлил я сквозь дымку сна. Я услышал смешок Луи, и через секунду тяжесть чужого тела обрушилась на мои бедра.
— Ты должен открыть свои чертовы глаза, Стайлс, клянусь, ты не пожалеешь.
Я дал себе еще несколько секунд, но не только потому, что спать всё еще хотелось безумно, а скорее потому, что я не был готов встретиться с действительностью. Не был готов в дневном свете увидеть свои отметины на теле Луи и вспоминать прошлую ночь, его слова о том, что он любит меня…
— Если это не будет стоить того, Томлинсон, я буду очень зол, — я выдохнул, открывая глаза и встречаясь с его искрящимся взглядом. Его губы были закушены в предвкушении, когда он вытянул передо мной свою руку, давая полюбоваться на запястье.
Первое что я заметил — это черные полосы. Черные полосы, въевшиеся в его кожу, и складывающиеся в рисунок.
— Это что… платок?
Вокруг его чертового запястья был будто обвязан платок.
В моей голове стоял густой туман, и на все происходящее смотрел будто не я, а кто-то другой, кто-то, кто записал все это на пленку и дал потом посмотреть мне. Но я взглянул на Луи, и он самодовольно улыбнулся мне, оставляя поцелуй на моей щеке.
— Ага, извини, что с опозданием.
Может быть, потом он и смеялся над тем, как шокировано я смотрел на него, а я смеялся над тем, каким зависимым он стал от моих прикосновений и поцелуев. И может быть, другие заключенные смеялись над парочкой педиков с татушками любви, но для меня самым главным было то, что я навсегда распрощался со стальной губкой. И даже если мы когда-нибудь перестанем чувствовать друг к другу то, что называли «любовью», и даже если когда-нибудь моё сердце снова будет разбито, я знаю, я больше никогда не буду пытаться очистить себя от этих знаков. Потому что даже если любовь и приносит боль, испытывать её вовсе не стыдно. И иногда нужно знать прошлое, чтобы идти в будущее.
Так что, сколько бы отметок на Вас не было, пусть они напоминают не о боли, а о том, что когда-то вы просто были влюблены.