— Что?
— Потерянный ты человек, Эмма, — капитан трёт переносицу и выпускает обречённый вздох. — Я убиваю дохрена времени на тебя, а ты даже не понимаешь, о чем идёт речь. И делаю я это не из солидарности, и не потому, что мне тебя жаль, а потому что берегу свои барабанные перепонки.
— Ты можешь уже мне сказать, что произошло и как я здесь оказалась?
— Потом не говори, что не просила. Тот уебок с загипсованной рукой, что повел тебя в тёмный переулок — никто иной, как грёбанный Тед Банди¹ на минималках.
Эмма снова хмурится, ни черта не понимая. Он ещё больше запутывает её, боясь признаться самому себе в том, что на деле просто не хочет её ранить. Наконец, Джефф собирается с мыслями, и как на духу выдаёт:
— Ты чуть не стала жертвой изнасилования одним ошалевшим маньяком, Эмма. Он притворился жертвой, а когда вы вышли из зоны видимости — огрел тебя по голове лежащей у строящегося дома арматурой. Видимо, хотел сначала вырубить тебя, а потом тебе присунуть. Шизик, а знал, что крику от тебя будет немало. Мы с Дейвом вовремя подоспели. Он как раз затаскивал твоё бездыханное тело в тачку.
Девушка обескураженно открывает рот. Вся эта безумная информация обрушивается на неё, словно лавина, посылая холод по позвоночнику и оглушая девушку. Она чувствует, что воздуха становится катастрофически мало, голова кружится, в горле пересыхает. Джефф закатывает глаза и снова тянется к стакану воды. На этот раз она опустошает все до последней капли. Огромные голубые глаза смотрят на капитана со страхом. Пальцы дрожат, губы приоткрыты в невозможности вымолвить хоть слово.
— Знаешь, Эм, был дикий соблазн оставить все как есть, ну, я подумал, может быть, судьба решила сделать мне такой подарок. Это ты Дейва благодарить должна. Если б не он, я бы позволил этому ублюдку сделать с тобой всё, на что хватит его безграничной извращенной фантазии.
— Я не сомневаюсь, — в ужасе шепчет она, бегая напуганным взглядом по своим побелевшим рукам. — Но… он выслеживал конкретно меня? Откуда он взялся? Откуда взялись вы? Кто-то заметил нас и вызвал копов?
— Слишком много вопросов для двух часов ночи, болонка. Я не знаю, выслеживал ли он тебя, или, может быть, ты просто попалась под горячий пенис, я же, блядь, ещё не был в допросной. Сижу тут тебе сопли подтираю. А, и на заметку. Ни у кого не возникнет подозрений, если жертва такая же пришибленная, как и её маньяк, раз по собственной воле с ним пошла.
— Но у него рука была загипсована, я думала…
— Никогда так больше не делай.
— Не жалеть людей?
— Не думай.
Эмма цокает языком и поднимает голову. Резкий свет вызывает новый поток головной боли, и она возвращает взгляд к зелёно-голубым глазам. Джефф реагирует мгновенно и отворачивается, так, словно его уличили в каком-то постыдном деле. Мужчина накрывает лицо ладонью и переводит взгляд на приоткрытую дверь, откуда доносятся чьи-то голоса.
— Спасибо, — тихий женский голосок вырывает его из мыслей.
Джефф в удивлении смотрит на Эмму. Приняв сидячее положение, она не поднимает на мужчину взгляд, а к щекам возвращается привычный румянец. Девушка втягивает носом отчего-то наэлектризованный воздух, чувствуя, как страх постепенно отпускает её тело. Она в безопасности, рядом с самым пугающим человеком. Парадокс.
— Мы же его ещё не поймали, так что благодарить не за что. Наверняка сейчас скрывается в подворотнях и поджидает момент, когда тебя, наконец, поймает и трахнет.
Актриса широко открывает рот, чувствуя, как с грохотом сердце проваливается в пятки. Капитан немигающим взглядом прожигает её исказившееся в страхе лицо, а затем громко усмехается.
— Да ладно, шучу я.
— Ч-что?…
— Ну, это была шутка. Ты думаешь, мы дадим сбежать маньяку, который несколько месяцев от нас бегает? Хрен ему. Когда ты выскочила из Леопольда, мы уже были там, как раз выслеживали утырка. А сейчас он преспокойно ждёт своей участи в допросной. Так что да, просто безобидная шутка.
Ей нечего сказать. Под насмешливым взглядом Эмма чувствует себя жалкой и низкой, ей вдруг становится до ужаса обидно и больно: её чуть не изнасиловали и не убили, какой-то урод сыграл на её сострадании и огрел арматурой, а этот кретин с кобурой смеет над ней издеваться! Всё пережитое за эту бесконечную ночь мгновенно находит свой выход. В глазах предательски щиплет, слезы обжигают щеки, а спустя секунду она уже вовсю рыдает, подобрав колени к груди и накрыв лицо ладонями.
Лицо Джеффа искажается в недоумении. Конечно, он и раньше видел плачущих девушек, и плачущую Эмму тоже, но, черт, она снова была на грани нервного срыва. Мужчина мысленно молится, попутно проклиная себя за идиотизм: девчонка такое пережила, а он со своими издевательствами, псих несчастный!
— Эй, ты чего разнылась? — неловко спрашивает он, придвигаясь ближе.
Девушка с силой пихает его ногой, отстраняя от себя. Джефф поднимает взгляд к потолку и снова придвигается к ней.
— Ну ладно тебе, хватит реветь. Все ж хорошо кончилось, он к тебе пальцем не притронулся. Я бы не позволил.
Подняв на мужчину раскрасневшиеся от слез глаза, Эмма в неверии хмурится. Она прерывисто хватает ртом воздух, запрокидывает голову и резко выдыхает.
— Ты мудак, Джефф. Но ты мудак, спасший мне жизнь.
Капитан пожимает плечами и разводит руки в стороны.
— Не думай об этом. Если кто-то и решит тебя убить, то это буду я.
— Взаимно.
Эмма шмыгает носом и снова возвращает взгляд к мужчине. Они переглядываются и отчего-то усмехаются, после чего быстрая усмешка вдруг превращается в откровенный хохот. Актриса смеётся в истерике, Джефф — из мнимой солидарности, и когда лицо Эммы вновь становится серьёзным, он встаёт с дивана.
— Я позвонил Джине полчаса назад, она приедет и заберёт тебя.
— Спасибо.
— А сейчас мне нужно в допросную.
В кабинете становится непривычно тихо. Эмма так и сидит на краю дивана, а Джефф, словно забыв, как ходить, нелепо следует к двери. Она провожает его испуганным взглядом: нет, нет, только не одной, только не снова одной. Пусть будет ужасающий он, пусть будет эта заноза в заднице, пусть пугает её, но не уходит, сидит рядом и охраняет её покой.
— Он… там? — со страхом спрашивает блондинка.
Капитан поджимает губы. Он не может оторвать взгляд от неё такой беззащитной и такой напуганной, попутно вспоминая о том, какой остервенелой сукой бывает Эмма в своём нормальном состоянии. Завтра она придёт в себя и начнёт бегать по судам, в надежде, что этому конченному бедолаге присудят смертную казнь за то, что он позарился на голливудскую диву. Она будет проклинать всех, она расскажет об этом журналистам, она сделает себя жертвой и начнёт орать о женских правах. Может быть, подастся в феминистки. Возможно, добьётся увольнения Джеффа — ведь как, как он мог позволить себе на пару секунд опоздать в этом нелепом спасении? Но сейчас… сейчас это другая Эмма. Это не та, кто опрокидывает шкафы, заводит дружбу с проститутками и вхлам разносит кабинет, так, что корона её не сдвигается ни на миллиметр. Сейчас она маленькая, с покрасневшим от плача аккуратным носиком, с опухшими губами и огромными голубыми глазами, испепеляющими его надеждой.
Джефф её жалеет. Это не больше, чем жалость к пострадавшей и до чёртиков напуганной девчонке. Словно маленький ребёнок, она прожигает его мольбой: все его естество горит обезумевшим пожаром, он не может на неё смотреть. Но вместе с тем, тихо чертыхается и к тем же чертям посылает себя самого, пока следует обратно к дивану. Он садится и вопросительно смотрит на неё.
— Ты этого хотела?
Она не хочет отвечать. Конечно, конечно, не этого! Пусть здесь окажется её лучшая подруга — обнимет и утешит, пусть это будет Джино — начнёт распинаться в своей бесконечной любви и обещать защищать, пусть это будет Дэвид — как суровый и честный наставник вернет её к жизни очередной мудростью, пусть это будет Маргарет — напоит её чаем и выслушает. Но только не он, только не самый её большой страх, от которого, как думала Эмма, она с боем избавилась. Только, к несчастью, выбора у неё нет.