Эмма звонко цокает языком и отворачивается, показывая свое нежелание его слушать. Он усиливает хватку и опускает ладонь на её шею, приближая её губы к своим губам и только в них говоря:
— Я тебя полюбил.
Губы её приоткрываются в немом удивлении. Эмма резко поворачивает голову в его сторону, но даже не успевает отреагировать, когда он врывается в её забаррикадированное обидой пространство жадным поцелуем. Как всегда: резко, без права на размышления. Она обнимает его за талию, осторожно, чтобы не зацепить повязку, позволяет себя целовать, будучи прижатой к поверхности двери, а затем он разворачивает её и в поцелуе ведёт в гостиную. О, она не в том состоянии, чтобы отпираться.
Разорвав поцелуй на долю секунды, Джефф садится на диван, увлекая Эмму за собой. Она садится на его колени, касаясь ладонями его шеи, кусая его губы, перебираясь поцелуями на его шею, пока грубые мужские пальцы уже расстегивают пуговицы её рубашки, оголяя грудь и высвобождая её из бюстгальтера. Страсть распаляется мгновенно, она — в каждом атоме, здесь все наэлектризовано и вот-вот рванет. Момент, который они оттягивали до последнего, чтобы доказать друг другу, чтобы себе доказать, что они больше, чем двое жаждущих друг друга людей. Джефф сдался первым. И пока шок от его признания смешивается с адреналином в крови, Эмма не может ответить тем же.
А вместо этого стягивает с него футболку, припадая чувственными губами к шее, снова возвращаясь к губам, когда он вдруг отстраняет от себя девушку, любуясь её телом, фокусируя зрение на детали, что однажды свела его с ума. Проследив за его взглядом, Эмма усмехается и встаёт с его колен, становится между его ног и берет его ладонь в свою. Она проводит его пальцами контур своей красной татуировки. Завороженный, оглушенный и ослепленный Джефф с улыбкой немыслимого блаженства и какого-то фанатизма разглядывает её, пока Эмма, глядя прямо в его глаза, читает:
— Я тебя люблю так, как любят тёмные вещи: скрытно, между тенью и душой.
Он резко поднимает на неё голову, встречаясь с ней взглядом, приоткрыв в удивлении рот. В уголках глаз Эммы скапливаются слезы, она улыбается и с трудом говорит:
— Я набила её до твоего появления в моей жизни, мне безумно понравились эти слова. Словно я чувствовала, что однажды они станут моим клише.
— Иди ко мне, — шепчет он, обвивая её талию своим руками, усаживая к себе на колени.
Они снова сливаются в чувственном поцелуе, в них обоих страсти больше, чем гнева, больше, чем крови. Эмма оттягивает его тёмные волосы, кусает его нижнюю губу, ёрзает на нем, чувствуя, как в её бедро упирается его возбужденный член. Она выдыхает ему прямо в губы, принимаясь расстегивать пуговицы на своих джинсах, лишая себя и его последних элементов одежды, отделяющих их друг от друга. К несчастью Джеффа, травма не позволяет ему доминировать, снова чувствовать себя главным, когда Эмма возвышается над ним, усаживаясь на его бёдрах, вбирая в себя его возбужденный член и выпуская первый стон удовольствия. Он ласкает своими большими ладонями все её тело, сжимает её грудь, кусает шею, набирая темп, с каждой секундой ускоряясь, желая чувствовать глубже и больше. Впиваясь ноготками в его плечи, Эмма старается не задеть его повязку, старается быть аккуратной, но страсть и любовь затуманивают её рассудок, она, словно бабочка, порхает на нём, так невесомо, так чувственно, так, при этом, глубоко, что голова кружится у обоих от этих сумасшедших ощущений. Чувствовать его в себе для Эммы удовольствие на грани с полётом, быть в ней — для Джеффа как выиграть лучший трофей, заполучить лучшую награду, зная, что он её достоин, зная, что они оба так долго шли к этой победе. Друг над другом, над другими.
— Эмма, — прерывисто шепчет он, продолжая врываться в неё, продолжая её целовать. — Мы справимся со всем этим, слышишь?
Она блаженно улыбается и открывает глаза, когда темп его замедляется. Она наклоняется к его лицу и касается своим лбом его.
— Правда?
— Я никогда не допущу, чтобы с тобой что-то случилось. Мы с тобой одно целое.
Голос его искренний, впервые такой глубокий, проникающий в самое сердце. Эмма не справляется с таким переизбытком чувств, достигая своего пика, сокращаясь на нём, когда Джефф изливается в неё мгновением позже, положив голову на её плечо и пытаясь отдышаться. От них исходит жар, они близки как никогда, всё ещё соединены и всё ещё в полной эйфории от произошедшего.
— Я люблю тебя, Джефф, — она улыбается, проводя ладонью по его щеке.
Во взгляд капитана врывается игривость, он усмехается и кусает девушку в плечо, отчего она тихо взвизгивает.
— Джефф? — капитан смотрит на неё с ухмылкой. — А может быть, козёл?
Ладонь актрисы спускается с его щеки на шею. Злобно-игривый оскал, огонь в глазах и неугасающая страсть всегда будут вытеснять секундные мгновения нежности. Она наклоняется к его кадыку и целует его, перебираясь поцелуями на пульсирующую венку, когда угрожающе шепчет:
— Заткнись и не порти момент, иначе перегрызу тебе шею.
***
Ночь опускает на любое, даже самое примитивное место, вуаль таинственности. Она пугает и притягивает, она тянет к тебе свои руки, а затем сверкает во тьме остриём ножа. К Лос-Анджелесу, очевидно, это не имело никакого отношения. В каждом из мерцающих огоньков кипела своя жизнь, и не было в этом ни дюйма тайны. Везде тусовки до утра, поздние съёмки, разборки. Разумеется, когда дело касалось Голливуда, в сторону которого и устремила свой взор Эмма, одиноко курящая на балконе. После выпитого обезболивающего Джефф крепко спал, даже если время едва ли перевалило за десять вечера. Она же посвятила это время приготовлению завтрашней речи, мысленной режиссуре той катастрофы, что поджидает её в участке.
Всё внутри съеживается от чувства неминуемого, пугающего, нового. Эмма тяжело вздыхает и вскидывает голову, стараясь думать о чём-то хорошем, о признании Джеффа и её признании, например. Неужели теперь все серьёзно?
Ох, боже мой. Она никогда не была в достаточно серьёзных отношениях. Одиночество было так дорого ей, но, кажется, в этом они с капитаном похожи. Мимолетная улыбка украшает её лицо, когда на перилах балкона вдруг брякает оповещением телефон.
Нужно поговорить, это важно. Приезжай в участок, я жду тебя там.
Дейв.
Эмма нервно сглатывает, снова и снова перечитывая сообщение. Какого черта Дейву писать ей в десять вечера? Что такого важного он может…
Твою мать.
Она вдруг осекается, вспоминая несколько их неудавшихся разговоров. Разумеется, Дейву есть что сказать. Разумеется, это что-то важное, иначе он попросту не написал бы ей. Но стоит ли говорить об этом Джеффу? Стоит ли срываться и мчать в участок сейчас?
Сердце Эммы сжимается от неприятных ощущений, словно что-то важное и решающее должно произойти. Что может сказать ей Дейв? Вдруг это связано с Джиной?
Теряясь в догадках и теряя время, Эмма решает больше не медлить. Она берет свою сумку и тихо выходит из квартиры, стараясь не разбудить Джеффа. Когда за девушкой захлопывается дверь, она мчит, что есть мочи, по этажам, не дожидаясь лифта, по пути то и дело перезванивая Дейву. Волнение только усиливается, когда автоответчик оповещает о том, что его телефон выключен. Определённо, это связано с Джиной и разговор строго конфиденциальный. Но что такого секретного может быть?
Девушка выбегает на улицу, жадно хватая ртом воздух, когда в её сознание вдруг проникает одна безумная версия. Что, если Джина тоже изменяла Джеффу? Может быть, Дейв именно это и пытался ей сказать все время?
Возможно ли это?
— Куда, мэм?
— Авеню Роузвуд, — резко отвечает девушка, буквально запрыгивая в такси.