— Что произошло? Я услышала грохот…
Дейв присаживается на корточки и берет в руку рамку, с улыбкой проводя ладонью по фотографии. Отсюда Эмме ни черта не видно, и она может лишь догадываться, что на ней изображён его сын.
— Дейв? — она взывает мужчину из транса.
Серые, как небо в бездождливый, но облачный день глаза мгновенно находят её обеспокоенное лицо. Ларсон поднимается, ставит рамку на стол и подходит к девушке.
— Все в порядке, — мягкая улыбка возвращается на свое законное место.
— Ты можешь мне рассказать.
Сама того не замечая, Эмма осторожно касается его плеча, отчего Дейв невольно вздрагивает. Реакция его тела на это простое, лишённое чувств, прикосновение ему чужда, и детектив хмурится, делая шаг назад. Голубые глаза актрисы прожигают его насквозь, выворачивают его душу, словно под микроскопом рассматривая каждый рубец, каждую кровоточащую рану. Наконец, он вздыхает, проводит ладонью по голове и говорит:
— Джуди. Они с Льюисом переезжают в Нью-Йорк. Навсегда.
«Так вот, о чем он ругался по телефону», — думает Эмма и заходит в кабинет. Вероятно, Джуди — его бывшая жена, та самая, с которой они расстались в хороших отношениях.
— И с этим нельзя ничего сделать?
— Я не стал бы в любом случае, — он фыркает и садится в свое кресло, обхватив голову руками. — Чёрт, Льюис — смысл моей жизни. Как я буду здесь без него? Что я буду делать?
Она ничего не отвечает, подходя к его креслу и присаживаясь перед ним на корточки, заботливо устроив свою ладонь на его колене. Взгляд её голубых глаз полон сострадания, и пусть она не понимает его чувств, пусть не знает, что такое невозможность видеться со своим ребёнком, но это не отменяет того факта, что ей искренне жаль. Дейв отличный друг и наверняка замечательный отец. Он заслуживает того, чтобы быть рядом со своим сыном.
— Прошу тебя, не огорчайся. Что, если это ещё не окончательное решение?
Дейв смотрит на Эмму так, словно видит её впервые. Отъявленная стерва, головная боль для многих и просто одна из представительниц голливудской богемы сейчас сидит перед ним на корточках и успокаивающе гладит его колено. У мужчины пересыхает в горле, мутнеет в глазах, и все, что он может видеть, — эту ободряющую улыбку, этот жест дружбы и жест заботы в момент отчаяния. Его боль не стихает, но она притупляется под этим прямым взглядом. А потому он накрывает её ладонь своей и благодарно улыбается.
— По крайней мере, она звучала решительно, — грустно усмехнувшись, отвечает Дейв. — Джуд нашла работу в издательстве, о котором мечтала. Рядом отличная школа для Льюиса. Я могу её понять.
— Но что будешь делать ты?
— Что мне делать? Я всегда хотел свалить из этого ада. Отличная возможность, полиция Нью-Йорка нуждается в таком неотразимом детективе, — Дейв подмигивает Эмме и выпрямляется, поймав её повеселевший взгляд. — Ладно, это все шутки. Но я должен быть там, должен видеть, как растёт мой сын. Я люблю его больше жизни, Эмма. Я не хочу, чтобы он говорил обо мне, как о «старике, что приезжает раз в год под Рождество и дарит мне чёртовы ненужные подарки», как вспоминал о своём отце я.
Мысль о том, что Дейв действительно вскоре может уехать, пугает и нисколько не радует Эмму. Пусть у них и не было достаточно времени, чтобы стать близкими друзьями, она знала — ещё один надёжный человек в её окружении никогда не будет лишним. Ларсону не нравилась работа в Голливуде, он мечтал о большем, он любит своего сына, так что у этого мужчины есть все шансы на то, чтобы уехать. Она понимает и принимает это, а потому кивает, поджимая губы и поднимаясь на ноги. Дейв встаёт следом.
— Это хорошее решение, — говорит она с нескрываемой досадой в голосе. — Ты должен видеть, как растёт твой сын и расти сам.
Он благодарно кивает, не зная, куда деть свои руки. Как мальчишка. И она — словно девочка из соседнего дома, продающая лимонад и задирающая его в школе. Чувства такие невинные и нетронутые, не позволяющие даже в себя вдаваться, копаться глубже, ведь он знает, что за этой невесомой лёгкой вуалью симпатии скрывается что-то сильное и сокрушающее, что-то, что может его убить. А потому Дейв позволяет себе лишь обнять её, шепча в волосы слова благодарности.
— Ты пришла очень вовремя, колибри. Иначе бы я разнес здесь все к чертям собачьим.
— Увы, — она отстраняется с улыбкой и окидывает взглядом его кабинет. — Крушить рабочие места — моя обязанность.
Они прощаются недолго. Эмма берет с Дейва обещание, что он обязательно расскажет ей о своём решении касаемо Нью-Йорка, а сам Дейв, словно вспомнив о чем-то важном, отвечает, что им в любом случае придётся поговорить. Девушка уходит от него со смешанными чувствами: ей искренне жаль Ларсона, она устала от сумасшедшей ночи в участке, ей уже не терпится провести время с Джеффом и высказать все Джине. Возвращаться в привычное одиночество кажется ей единственно-правильным вариантом, но в последний момент Эмма передумывает, называя Райкеру адрес мастерской Карен.
Она слишком соскучилась по ним.
— Мы затаили обиду на тебя, Эмма.
Маргарет не изменяет себе, сжимая тонкими изящными пальцами свой мундштук и добродушно улыбаясь. Актриса ласкает давнюю подругу взглядом, полным восхищения. Иногда ей кажется, что её дом здесь — в этом уютном кабинете Карен, рядом с двумя мудрыми женщинами, где безопасно и уютно, где свободно и спокойно. Так она себя чувствует только с ними и с Джеффом.
— Полагаю, у тебя должна быть уйма оправданий о том, по какой причине ты бросила нас на целую неделю, — добавляет Карен, испепеляя блондинку строгим взглядом.
Попивая свой чай, Эмма думает, с чего начать и какую тактику выбрать. Вернуться ли ей к тем славным денькам, когда они только и делали, что обсуждали свежие голливудские сплетни, курили, пили мартини и строили планы? Или рассказать им все, что лежит на душе?
Под двумя серьёзными взглядами она выбирает второе. Сплетни и мартини подождут, очередной провальный план улететь в Париж подождёт, а рассказ о взаимном предательстве со стороны двух лучших подруг ждать не будет. И едва ли Эмма успевает набрать в лёгкие воздуха, когда телефон её, одиноко лежащий на столе, вдруг разражается звонкой мелодией. С извиняющимся видом она принимает вызов от незнакомого номера.
— Мисс Холл, добрый день, звоню вам лично, так как дело первой важности.
Актриса узнает этот голос мгновенно. Алан Стоун — режиссёр нового фильма, съёмки которого пройдут в Нью-Йорке. Несмотря на успех у Тарино, появление хотя бы мельком в кадре Стоуна — билет в счастливую жизнь. Она проходила у него кастинг несколько дней назад и уж точно не надеялась на звонок!
— Я слушаю, мистер Стоун, — она улыбается, словив на себе заинтересованные взгляды Карен и Маргарет.
— Разумеется, для начала, я поздравляю вас с новой ролью в нашем фильме, — Алан нарочно делает паузу, чтобы девушка совладала со своими эмоциями, но она уже улыбается, как умалишенная, уже, счастливая, подрывается с кресла, накрывая рот ладонью. — Однако дело в том, что съёмки переносятся на сентябрь.
— Сентябрь?! — девушка почти кричит. — Но это ведь через два месяца.
— Увы. Я слышал о вашем октябрьском проекте с неким Фабьеном, но, поверьте, Эмма, сняться в настоящей Нью-Йоркской мелодраме — ваш путь к успеху. Вы, как никто другой, подходите на эту роль. Я видел огонь в ваших глазах, я слышал от Дэвида столько похвалы в ваш адрес. Это то, что мне нужно. Сценарий вышлет по почте мой ассистент вместе со всеми датами. Сложность лишь в том, что наша студия находится в Манхеттене. Вам нужно будет вылетать уже в ближайшие дни для читки сценария и прочих организационных моментов.
Быстрая речь мужчины заставляет Эмму окончательно растеряться. Она едва ли успевает уловить мысль, когда перед глазами вдруг возникает образ её милого итальянского друга — Фабьена. Она мечтала сниматься у него, а уезжать из Лос-Анджелеса сейчас, когда у них с Джеффом всё стало налаживаться? Девушка нервно закусывает губу, продолжая теряться в этом острейшем треугольнике из мужчин: Джефф, Фабьен, Алан. Любовь, обещание, успех. Рухнув обратно в кресло, Эмма вздыхает: