— Но я ведь ещё не дала ответ.
Хриплый смех мужчины в динамике заставляет её сердце болезненно сжаться.
— Прекратите, Эмма, мы оба его знаем. Но если вам так принципиально, мой ассистент перезвонит вам через неделю и уточнит. Вы озвучите свое решение.
И тогда Алан бросает трубку, оставляя после себя лишь короткие гудки и чувство неопределённости. Эмма хмурится и бросает телефон в сумку. Какой-то режиссёр посмеет решать за неё? Выбирать её дороги? Ставить под угрозу её тёплые отношения с Фабьеном и те труды, что она приложила, чтобы получить роль у этого талантливого итальянца? Расставаться с Джеффом на месяцы? Нет, думает Эмма, разумеется, нет. Никакого Алана, никакого Нью-Йорка. Она не Дейв, там у неё нет её маленького, подрастающего будущего.
Пусть все идёт по плану. Пусть будет Джефф и Фабьен.
Комментарий к Глава 21.
Заранее простите за опечатки, исправлю по мере возможности! Вся бесконечная любовь ❤️
========== Глава 22. ==========
«ПОКА ЕСТЬ ВРЕМЯ»
Мимолетное, невесомое прикосновение к коже. Долгий внимательный взгляд. Лёгкая и искренняя улыбка. А за всем этим: объятие. Крепкое, почти удушающее.
Маленькие ручки обвивают шею девушки, маленькое тело прижимается к её груди, маленькие глазки излучают огромное счастье.
Время тянется бесконечно медленно. Эмма покачивает на руках причину её бессонницы и улыбается, поглаживая малыша по коротким волосам. Он тихо засыпает, не проронив ни звука, лишь как-то забавно вздрогнув прежде, чем провалиться в свои детские безоблачные сны.
По пустой квартире девушка ходит с уснувшим на руках ребёнком. Все тело онемело, и пусть он совсем ещё крохотный, такой лёгкий, но груз этот бесконечно важен для неё. Эмма прижимается губами к макушке малыша, оставляя на ней быстрый поцелуй, и подходит к окну, когда по всей квартире вдруг разносится трель дверного звонка. Блондинка вздрагивает и испуганно проверяет: не проснулся ли ребёнок. В дверь продолжают настойчиво звонить.
Эмма резко открывает глаза.
Пустой, напуганный взгляд натыкается на белоснежную поверхность потолка, и она вмиг принимает сидячее положение, задыхаясь от эмоций и подкатившей к горлу паники. Взгляд нервно бегает по всем предметам в собственной спальне, тело бросает в дрожь от мурашек, перед глазами то и дело мелькают картинки из столь безумного сна. Звонок в дверь заставляет её на долю секунды прийти в себя и оценить обстановку. Так вот, отчего она проснулась!
— Господи, приснится же такое, — Эмма выбирается из плена одеял и встаёт с кровати, на негнущихся ногах следуя к двери.
Не имеет значения, кто нагрянул к ней и который час: девушка снова и снова возвращается в свой сон. Откуда там взяться ребёнку? Как бы она ни пыталась напрячь память, как бы ни хотела сосредоточиться — вспомнить черты его лица оказалось даже труднее, чем восстановить дыхание после этого безумного марафона! Эмма старается вспоминать, но каждый раз перед глазами мелькают только отдельные черты лица: мимолетная улыбка, длинные ресницы, цепкие маленькие ручки. Оперевшись рукой о дверь, девушка поднимается на носочки и заглядывает в дверной глазок.
Сердце её, что колотилось после этого сна, как бешеное, вдруг останавливается. Перед дверью стоит Джина.
— Какого черта? — шепчет она сама себе и открывает дверь.
Бывшая подруга встречает её виноватым взглядом. Эмма делает шаг назад и по-прежнему не может поверить своим глазам. Её организм ещё спит, а это утро уже расщедрилось на сумасшедшие события.
— Что тебе нужно? — надломленным то ли ото сна, то ли от ошеломления голосом говорит блондинка.
— Впустишь по старой дружбе?
— Нет, — резко отвечает она.
— Эмма, я не собираюсь ругаться.
Голос Джины полон отчаяния, — фальшивого или искреннего, — но Эмма размениваться на лишние эмоции не спешит. Вместо этого сама выходит из квартиры, не закрывая дверь и складывая руки на груди.
— Будем говорить здесь. Я не знаю, что от тебя ожидать.
С губ брюнетки слетает обречённый вздох. Знала бы Эмма, каких усилий Джине стоило переступить через себя и прийти к её двери, — так бы не выступала! Это словно сломать все свои кости, а потом, замотав их изолентой, заставить функционировать, заставить себя ходить и даже танцевать — с этими сломанными костями. В душе уже нет огня, уже даже нечему тлеть, — там сыро и все в обломках, как после огнетушителя. Но некоторые вещи по-прежнему разрушают её, добивают её уничтоженную жизнь, как, например, этот надменный взгляд некогда лучшей подруги — самого близкого человека.
Теперь у неё ничего нет.
Девушка выпрямляется и прочищает горло, собираясь с мыслями. Нужно сделать этот разговор как можно более коротким, а затем уйти. Вот и весь её план. А Эмма терпеливо ждёт.
— Я пришла поблагодарить тебя. За то, что не сдала меня Джеффу. Я собиралась уже уходить из участка с вещами, а оказалось, никто меня не увольнял. Дейв сказал, что это ты геройствовала. Но почему?
Актриса молчит, устремив пустой взгляд в пол. Ей искренне нечего сказать. Их дружба — утопия, обломки, пустое место. Словно сейчас, у двери в её квартиру, друг напротив друга стоят два призрака из прошлого или два пустых тела. Души обеих истлели, вот только в одной едва ли стали расцветать розы, а у второй нет даже почвы для этого. Эмма продолжает угнетающе молчать.
— Ладно, можешь ничего не отвечать. Я только хочу сказать, что мы не враги, Эмма. Тот мой поступок… я виновата перед тобой не столько из-за того, что тебя закрыла…
— А из-за того, что натравила на меня своего дружка, который хотел меня изнасиловать? — блондинка, наконец, подаёт голос, взгляд её темнеет.
Джина сжимает кулаки, пошатнувшись.
— Я бы не допустила этого.
— Зачем ты пришла? Услышать мои извинения в ответ?
Тяжесть висит в воздухе, она давит на плечи и заставляет прогнуться под своим весом. Скотт отправляет Эмме взгляд, пропитанный несоизмеримой болью, а зубы её, кажется, скрипят от той силы, с которой девушка их сжимает. «Держись, Джина, осталось каких-то несколько фраз, ты справишься», — кричит её истерзанная душа, вернее, то, что от неё осталось, и девушка поднимает взгляд к потолку, шумно выдыхая через нос.
— Мы с тобой больше никогда не станем подругами. Ты никогда не простишь меня, а я никогда не прощу тебя, — говорит она и нервно сглатывает, заставляя сердце Эммы болезненно сжаться. Даже сейчас, даже после всего дерьма. — Но я обещаю: больше я вас с ним не потревожу. Можешь об этом не беспокоиться. Тогда, в участке, была моя первая и последняя попытка тебе отомстить. Я все осознала. С той жизнью покончено. Я уволилась, и, возможно, перееду. Это все, что я хотела сказать.
Неловкое молчание, горькое послевкусие от её заявления и саднящая боль где-то в области лёгких — вот и все, что остаётся у Эммы. С тихим вымученным «прощай» девушка, которая двадцать лет носила статус лучшей подруги, тихо всхлипывает и спешит спуститься вниз по ступенькам. А когда силуэт её окончательно теряется из виду, актриса, наконец, снимает с лица тяжёлую железную маску и позволяет себе горько расплакаться, облокотившись о холодную бетонную стену возле двери. Когда что-то заканчивается, — будь это хорошее событие или плохое, — всегда требуется большой запас моральных сил. Облегчение или разочарование, — не имеет значения, ты теряешь часть себя в любом случае, даже если эта часть делала тебя несчастным, даже если отравляла твою жизнь, даже если медленно, но верно вела тебя к могиле. Ведь в такие моменты, в моменты отчаяния и в моменты расставания ты начинаешь вспоминать все хорошее, что связывало тебя с этим человеком.
Детские шалости, школьные будни, подростковые ночёвки и взрослые вечеринки. Все кануло в небытие.
Джины больше нет.
***
— Можешь себе представить? Это был настоящий, живой ребёнок!