Норман не планирует – сознательно, по крайней мере – множить их список. Он вам не какой-нибудь серийный убийца. Он никогда не обидел и мухи, если мог избежать этого.
Но есть кое-кто, от кого нужно избавиться. Очень нужно. Наконец-то. Срочно, срочно!
И не важно, что Норман полностью вменяем сейчас. Это не момент, это сам НОРМАН, и он испугался бы или испытал отвращение от самого себя, если бы личность человека, с которым пришла пора распрощаться, была иной. Но речь о Дилане, и Норман, при всём желании, не может ненавидеть себя за потребность отделаться от Дилана, раз и навсегда.
хХхХх
Тот тоже полностью сосредоточен на внимательной слежке за процессом погружения машины, и, если честно, попросту не ожидает нападения прямо сейчас, от собственного брата. Именно поэтому на стороне Нормана все преимущества.
Он накидывается на Дилана, с самыми серьёзными намерениями – убить-убить-убить-убить-убить-убить-убить-убить. Убить. И на сей раз в этом агрессивном движении нет раскоординированности эмоций, что была в Нормане когда-то. Он уверен в каждом ударе и вкладывает в любой из них столько силы, сколько только есть.
Дилан обороняется, напротив, в каком-то щадящем режиме, всё ещё не до конца осознавая серьёзность ситуации. Он несколько раз зовёт Нормана по имени, словно может разбудить младшего брата из какого-то дурного сна, но, конечно же, этого не происходит. Норман в сознании. И полон надежд. Как только Дилан, наконец, исчезнет!.. – стучит в его висках, вместе с пульсом.
Они катаются по мёрзлой земле некоторое время, и её состояние даже позволяет им практически не запачкаться. Ну, не мило ли с её стороны?
В какой-то момент, Дилан ударяется затылком о какой-то особенно крупный камень в пределах места их драки, и этот удар первым по-настоящему замедляет его движения, саму скорость мышления. Норман пользуется и этим, без зазрения совести. Он хватает брата за шею, и прикладывает его голову о камень ещё раз, и ещё, снова, снова, снова, всё никак не достаточно. Наконец, глаза Дилана закатываются, а пальцы, вцепившиеся в материал парки младшего брата, расслабляются. Норман не берётся судить, мёртв ли Дилан или просто в глубоком обмороке от нанесённых травм и кровопотери, но проверять Норману нисколько не интересно. Он откатывает тело Дилана к едва заметно колышущейся поверхности трясины, которой нет особой разницы, сколько трупов в ней захоронят, верно?
Дилан весит гораздо меньше, чем форд, а потому процесс его погружения медленнее и куда как более впечатляющ. Но – Норман не уверен, когда именно – это происходит.
Он думает о том, чтобы попрощаться. Получить какой-то знак, что всё закончилось благополучно, но затем вспоминает, что мама осталась одна, приводить номер Марион в порядок, и ей не рекомендуется заниматься такой серьёзной уборкой в её положении, и вообще – она, наверняка, ждёт его назад как можно скорее, волнуется.
Норман улыбается болоту, отряхивается и отправляется домой.
хХхХх
Глаза Нормы немного расширяются, когда она понимает, что Норман вернулся один, и что это может означать. Она лишь сглатывает громко, прежде чем погладить сына по щеке с не вполне ясной эмоцией на лице и отвести его в тепло. С приборкой она не так давно покончила самостоятельно, судя по всему, и теперь они могут забыть всё, как ночной кошмар.
Мама ничего у него не спрашивает.
хХхХх
Они полностью успокаиваются и ощущают свою усталость лишь к полудню, и Норма предлагает плюнуть на распорядок дня и просто лечь спать. Они укладываются вдвоём, естественно, по-другому после минувшей ночи и не вышло бы.
Норма всё ещё не задаёт никаких вопросов, не поминает имя старшего сына. Неизвестно, боится ли она узнать правду, или же не считает нужным высказывать таким образом своё одобрение от случившегося, чем бы оно ни было.
И Норман решает сам проявить инициативу.
- Дилан решил уехать, – шепчет он матери на ухо, как сказку на ночь. – Он просил извиниться перед тобой, за всё, мама, ты уж попытайся простить его. Ведь он всё-таки уехал. Он послушался тебя, наконец. Он теперь сам по себе. Всё у нас будет хорошо.
- К-конечно, – подтверждает Норма, и если её голос и звучит прерывисто в этот момент, Норман милостиво не заостряет на этом внимания, гладя маму по голове. – Будет.
- Я люблю тебя, мама.
- Я это чувствую, малыш, – отзывается она. – Я люблю тебя тоже.
Норман наглядно доказал свою любовь сегодня, так ведь? Он спас её от Дилана, заставил его уйти насовсем. Он сделал Норму счастливой. С этой радостной мыслью, Норман и засыпает.
хХхХх
И она снится ему.
Его мать – непогрешимая богиня, красивая, тоненькая, с непривычно строгой причёской, в наглухо запахнутых одеждах, с возвышенным благородством на лице, не свойственным простым смертным.
Его мать – живая, отчаянная, энергичная, создающая чрезвычайно много шума и стремящаяся к свету, яркая и нарядная женщина, с испугом, замершем на самом донышке хрустально-голубых глаз.
Его мать – и Норы – чудесная, немного замкнутая, но всё равно невероятно сильная, с усталостью в изгибе прекрасных губ, с округлым животом, в котором происходят чудеса.
Норман видит её всю, видит каждую её ипостась, каждый её момент, видит единую Норму, царящую в его пропащей душе.
Будь рядом со мной всегда, - хочется ему сказать ей. Потому что он мог, пусть и болезненно, но пережить потерю родственника. Мог справиться с расставанием с любимой девушкой. Мог разорвать дружбу и без особых переживаний ждать появления новой. Но мама.
Мама ощущается чем-то настолько нужным (до зарезу), незаменимым (никем другим), великолепным (только держись!), что даже воображать себе подобной неизмеримой величины утрату не выходит, не испытав при этом смертельный, чернее чёрного, страх.
Будь рядом со мной всегда. – Требование, просьба, мольба, приказ. Норману кажется, впрочем (и вполне справедливо), что Норма согласна на это. Ему даже нет необходимости озвучивать это вслух.
хХхХх
Дилана никто не ищет.
Норман, в каком-то смысле, рассчитывал на это. Дилан столько рассуждал о скором отъезде, о желании всё изменить и исправить, что никто не удивился бы, сорвись он просто без предупреждения, в одному ему известном направлении. Его коллеги предпочитают не ворошить его исчезновение из Уайт Пайн Бэй. Его семье это незачем. А близких друзей, могущих возмутиться и кинуться на поиски, у него попросту нет.
Норма Бэйтс старается не обсуждать старшего сына ни с кем посторонним, и уж точно не поминает в присутствии Нормана. Она словно бы запечатывает Дилана где-то на самой дальней, труднодоступной глубине сердца (краше болота, в разы, идеальная могила), и не возвращается к этой опасной местности, со всей осознанностью.
Норман поначалу всё-таки испытывает некую тревожность – вдруг, несмотря ни на что, потеря Дилана навредит маме? Он приглядывается к ней с подозрительностью и ожиданием… срыва? Но проходят недели. И их жизнь спокойна. Им невероятно хорошо вдвоём.
Успеваемость Нормана взлетает. Норма утверждается прочнее в городском совете – теперь-то она видная фигура. Беременная женщина с принципами, «вдова» самого честного шерифа, какой был когда-либо у этого гнилого городишки. Её былые проступки забываются. Её репутация крепнет. Проект постройки магистрали тормозится.
Весной, Норман отмечает восемнадцатый день рождения. Они устраивают маленький семейный праздник – само совершенство в представлении именинника.
А потом, где-то в середине апреля, мама, будто между делом, но значительно, просит Нормана помочь ей разобрать вещи [Дилана] в третьей спальне на этаже.
Малышка, согласно примерному плану, должна появиться на свет в самом начале июня, остаётся не так уж много времени на обустройство детской, и почему бы не применить для этой цели пустующую комнату?..
Норман соглашается, понимая, что Норма справляется. У них всё просто великолепно.