– Никогда не видел Доминика в таком бешенстве. Надо обладать особым даром, чтобы довести его до такого состояния.
Всё понятно: старая игра в доброго и злого полицейского.
– Ты, на самом деле, не помнишь, как оказалась на крыше киностудии?
– Да.
Это была сущая правда. Вернее, не так. Я помнила. Помнила всё. Такое не забывается. Такое нельзя забыть. Мне с этим придётся жить до конца своих дней. Просто я не знала, что Джонатан высадил меня на крышу киностудии. Откуда я могла знать, что это студия Уолта Диснея? Сверху все крыши одинаковы. На них нет указателей.
– Но хоть что-то ты помнишь?
– Что-то? Что-то помню.
Меня напрягало одно обстоятельство, которое не позволяло мне болтать лишнего. Я никогда не слышала, чтобы чудаков, залезших на чужую крышу, допрашивали с таким пристрастием и так обстоятельно. Если они работают на Муленбергов, то мне лучше умолчать о многом. Я, конечно, после всего, что с нами произошло, готова поставить на кон многое, но расставаться с жизнью мне пока рановато. С другой стороны, если эти копы не связаны порукой с делами этих ублюдков, следовало бы их послать в тот отель, в подвалах которого мы провели столь жуткое время. Но торопиться всё равно не стоит. Можно и потерпеть. Если я расскажу им всю историю, и при этом мои опасения окажутся реальными, тогда исполнится худший сценарий – я навлеку беду не только на себя, но и на своих друзей. Вернее, на друга. Судя по всему, он у меня остался в единственном числе. И то, не уверена. Терпи, Ева, терпи! Ты умеешь терпеть. Или рискнуть? Чёрт с вами! Нельзя, чтобы это чудовищное изобретение попало в руки какого-нибудь очередного маньяка. Надо прервать эту череду злодеяний, ведущих мир к катастрофе. Пусть даже ставя под угрозу свою жизнь. Мысли мелькали в голове, как в калейдоскопе, моментально выворачивая наизнанку любые расклады. Эх, я ещё так молода! Может, и не стоит рисковать. Даже наоборот – надо быть осторожной. Будь осторожна, Ева! Будь осторожна! Вообще-то, чтобы решиться на риск, неплохо было бы выудить какую-нибудь фундаментальную информацию – что им известно и чего они хотят. Чтобы не позволять языку болтнуть лишнего, я решила плести паутину неизвестности, которая, глядишь, да и поймает в свои сети нужную мне инфу. Если не информацию, то хотя бы намёки, эмоции, говорящие о сути этого допроса. Правильное решение, Ева, совершенно правильное! Сделав мордашку кирпичом, я спросила:
– Вот вы меня заваливаете странными, непонятными вопросами. Но в чём меня конкретно обвиняют? Я гражданка США и требую к себе уважительного отношения, основанного на главенстве закона и презумпции невиновности.
Коп только улыбнулся в ответ. Он выдержал паузу, а затем парировал:
– Никто тебя ни в чём не обвиняет. Просто мы должны выяснить все обстоятельства этого дела.
– Какого дела?
– Дела о том, как ты попала на крышу киностудии.
– Если реальных обвинений нет, тогда на основании чего меня держат в камере? Отпустите меня. В домашней обстановке мне будет легче вспомнить обстоятельства того, каким образом я попала на эту проклятую крышу, про которую вы мне все уши прожужжали.
– Мы этого не можем сделать.
– Чего не можете сделать?
– Отпустить тебя.
– Почему? Значит, вы удерживаете меня незаконно. Я требую адвоката.
Итальянец помолчал, весёлый блеск в его глазах слегка потух, но он всё же немного раскрыл карты:
– Мы не можем тебя отпустить по одной простой причине. Здесь замешано ФБР. Оно готово забрать тебя к себе. Ты хочешь этого?
Хочу ли я этого? Он думает, что не хочу. И пытается запугать меня этим. Напрасно. Я этого хочу. Очень хочу. На мой взгляд, у меня будет гораздо больше шансов остаться в живых, если меня заберут из лосанджелесской полиции в ФБР. Возможно, Муленберги не успели пустить свои щупальца в федеральную службу так далеко, как в местную полицию. Но я ничем не показала, что такой вариант развития событий меня вполне устраивает. Надо оставлять их в неведении до тех пор, пока они не согласятся передать меня в ФБР. Эта мысль показалась вполне резонной. Пусть он и дальше думает, что напротив него сидит дурочка, которую запросто можно запугать, запутать и взять в оборот.
– С чего это моей скромной персоной заинтересовалось ФБР?
Кудрявый модник ещё сильнее сдулся, пытаясь умно вывернуться из щекотливого положения, в которое его поставил мой вопрос. Мужик, конечно, интересный, симпатичный, вполне доброжелательный, но он что-то знает. А может даже замешан во всём этом кошмаре. Значит, точно, я ему ничего не скажу. Вот это правильно, Ева! Совершенно правильно!