Утром я передала своё творение итальянцу. Он взял толстую пачку исписанных листов и расплылся в довольной улыбке:
– Давно бы так.
Ну-ну, дерзайте.
Глава 2
Уилл Маркс
Меня удивило появление того самого дядечки, который приставал к нам в казино. Даже насторожило. Он здесь каким образом появился? Случайно?
– Ты так смотришь, как будто не узнаёшь меня, – высказал удивление «дядечка», садясь на стул возле моей реанимационной кровати.
– Почему? Я вас помню.
– Зато ты не можешь помнить, что это именно я привёз тебя сюда.
– Вы?
– Да. Меня зовут Бертран. Я бывший доктор.
– Редкое имя.
– Для канадских французов не очень.
Он внимательно посмотрел на меня:
– Шарль прав, ты идёшь на поправку. – Поймав мой вопросительный взгляд, он расшифровал: – Шарль, мой кузен. Твой лечащий врач.
Ах, вот оно что! До меня стало доходить, как я сюда попал. Не хватало только одного звена, каким образом дядечка оказался рядом с моим израненным телом, пострадавшим в боях со всемирным злом.
– Где вы меня нашли?
– Это не я тебя нашёл. Это Джонатан Виг меня нашёл. Мы с ним в прошлом были немного знакомы. Я очень огорчился, когда узнал, что вся его семья погибла при взрыве автомобиля. Все считали, что сам он тоже погиб. Я был пьян, когда услышал, что кто-то грабит мой бар. Мы с ним даже немного подрались. Но, как ни странно, я первым его узнал. Хотя он изменился до неузнаваемости. Дело в том, что в прошлом я работал лицевым хирургом. Поэтому сразу узнал свою работу – едва заметный шрам на его щеке. Так, ничего особенного. Шрам, как шрам. Но работа – точно моя. Пригляделся – да это же Виг! Известный журналист. Соседская собака перепрыгнула через забор и бросилась на его дочь. Но Джо не позволил питбулю разорвать ребёнка, задушив псину своими руками. В этой схватке Виг получил несколько рваных ран. Конечно, их трудно сравнить с твоими, но всё же. После того, как раны на его теле зажили, мы ещё некоторое время общались. Пару раз я даже бывал у него в гостях. Но затем от рака умерла моя жена. Дети к этому времени уже давно жили самостоятельно. Оставшись в одиночестве, я стал выпивать. Дальше, как это бывает в таких случаях, всё к одному: проблема за проблемой. Скончался мой пациент. Естественно, было заведено уголовное дело, и мои «доброжелатели» воспользовались этим прискорбным фактом. Хотя расследование не выявило моей вины, комиссия пришла к выводу о низкой степени моей компетенции. И это после двадцати лет успешной практики! В результате меня лишили лицензии, отстранив навсегда от медицины. Вот так, мой дорогой друг, в жизни бывает. Надо быть готовым ко всему. Всегда готовым. Впрочем, я что-то разболтался. Мы, французы, любим поговорить. Тем более, мне в последнее время редко удаётся найти хорошего собеседника. Рассказывай, как ты себя чувствуешь?
– Нормально. Почти, хорошо. Только шланги совсем задолбали.
Из носа и рта у меня торчали пластмассовые трубки, из-за которых время от времени сбивалось дыхание. Я никак не мог к ним привыкнуть и всё время боялся, что задохнусь во сне.
– Ну-ну, давай, поправляйся. Пожелания есть?
– Есть. Мне не дают газет, и здесь нет телевизора.
Бертран улыбнулся:
– Это не только здесь. В реанимации в принципе не может быть ни газет, ни радио, ни телевизора. Потерпи немного.
– Да, но мне даже не позволяют сделать звонок родителям.
– И телефонов в реанимации не бывает.
– Хорошо, но кто-то должен поставить моих предков в известность, что я жив-здоров. Почему они не позвонили им сами, хотя я неоднократно об этом просил и доктора, и медсестёр. Это как так?
– Признаюсь, Уилл, это я им наказал никому о тебе не сообщать.
Он грустно улыбнулся и дотронулся рукой до моего плеча, слегка по нему похлопав.
– Зачем вы это сделали?
Я не понял смысла, сказанного им. Зачем ему пришло в голову просить о моей изоляции? Что тут происходит?
– Сейчас всё объясню. Для этого я сегодня сюда и приехал.
Медсестра принесла ему кофе, дежурно в подобии улыбки показала мне все свои зубы и удалилась. Бывший доктор слегка отхлебнул, а затем, поняв, что не обожжётся, залпом опустошил всю чашку. Жажда – постоянный спутник всех алкоголиков. Крякнув, он выдохнул, как после принятия на грудь порции виски и снова грустно улыбнулся: