— Зачем ты так говоришь? — с горечью спрашиваю я.
— Как? — поворот головы, без изменения позы, невозмутимый взгляд прямо в глаза.
— Словно тебе не плевать, что станет со мной завтра, — мой голос звучит уязвимо, но я не могу иначе. Слишком много всего свалилось на меня сегодня. Хорошего или плохого — разберусь потом… когда-нибудь. Если жизнь чему-то меня и научила, так это жить сегодняшним днем, потому что завтра нет, прямо сейчас все может рухнуть.
— А почему ты решила, что мне наплевать? — с искренним недоумением спрашивает Рэнделл.
— Я наблюдала за твоим лицом, Рэн, когда ты рассказывал про ту девушку, про Иви. И не увидела ни одной эмоции, ни капли сожаления.
— Лица лгут, Лиса. Неужели ты еще не усвоила уроки?
Я опускаю взгляд, ощущая собственное бессилие. Я могу сколько угодно чувствовать себя уверенной с другими, но Перришу всегда удается разрушить всю мою оборону парой фраз. Возможно, дело не в нем, и не в его непостижимых способностях строить диалог таким образом, что ты сам не понимаешь, как выкладываешь ему все свои потаенные страхи и мечты. А во мне? В том, что я чувствую, когда вижу его? Когда он стоит спиной ко мне на краю крыши, безошибочно определяя мое приближение, даже если крадусь на носочках, когда он заходит в просторную гостиную во время собрания Розариума. Высокий, грациозный, опасный, уверенный. Невозмутимый, хладнокровный, обладающий фантастической энергетикой. И это первый мужчина, чья внутренняя сила отвлекает от его безупречной внешности, делая почти незапоминаемыми его черты. Рэнделл Перриш для каждого участника Розариума все равно, что священный Грааль для христиан. Такой же мифический и непостижимый. Когда я смотрю на него, и это, уверена, происходит со всеми, кто знаком с ним чуть ближе. Но почему? Почему наши сердца выбирают именно того хищника, который, скорее всего, однажды нас растерзает? Что за навязчивое стремление к самоуничтожению? Что за глупость, заложенная на генетическом уровне, выбирать сильнейшего, а не того, с кем мы способны справиться? Кого способны понять… Иногда я ловлю на себе его взгляды и мне кажется, что он прекрасно все понимает. То, что происходит со мной, внутри меня, но, как бы я не боялась прямого вопроса, солгать на который не смогу, я знаю, что он его не задаст. Еще одно правило негласного договора, который мы заключили, не говоря друг другу не слова.
— Ты прав, Рэн. Все лица лгут в какой-то мере. Но твое всегда хранит молчание, — не поднимаясь глаз, тихо произношу я.
— С тобой становится очень интересно разговаривать, Лиса, — в его улыбке мелькает подобие гордости. — Мне нравится твое мышление, и эта ранимость, которую ты пытаешься скрыть, но не можешь. Красивая девушка с надрывом внутри — это самое мощное оружие против мужской бдительности. И не только мужской. Когда ты пришла в «Перриш Трейд», совершенно не готовая к тому, что поручил тебе Саймон, ты прошла первые этапы, не вызывав ни малейшего подозрения. Скажу больше, ты всем нравилась, Лиса. И все бы ничего, если бы я однажды не обратил на тебя внимание. Меня нельзя обмануть. Мой радар на ложь работает безошибочно. Но с другими все получится. Не сомневайся.
Наверное, подобная речь из уст Рэнделла Перриша должна была быть принята мной, как похвала, но мне почему-то стало горько от его слов. Горько от того, что он до сих пор разглядывает меня, как бабочку под микроскопом, пытаясь понять, что же внутри.
— Почему ты оставил мое второе имя, Рэн? — задала я вопрос, никак не относящийся к теме разговора. Этому я тоже у него научилась. Внезапные вопросы заставляют давать внезапные ответы. И он ответил быстро, словно был готов его услышать.
— Чтобы ты не забывала о том, кто ты есть на самом деле, Лиса, — поворачиваясь ко мне своим безупречным профилем, он опускает взгляд на горящие огни города. Свет фар несущихся автомобилей по магистрали кажется таким далеким, как и все, что происходит внизу. Я понимаю, почему Рэн испытывает слабость к верхним этажам. Завораживающее ощущение высоты, собственной неуязвимости и мнимой свободы. Мы все хотим быть одинокими иногда, мечтаем о тишине и собственном ненарушаемом пространстве, но и самый большой страх человечества связан с тем же, который заставляет строить стены и крепости — мы боимся остаться одни, не переставая бояться, что нас разрушат.
— А если я хочу забыть? — выдохнула я.
— Если бы медицина придумала лекарство, стирающее память, я бы принял его первым, — рассеянно улыбнулся Рэн. — Отрицание себя, Лиса, обманчивый путь, который ведет в никуда. Поэтому если такое лекарство и появится, то не с целью сделать мир лучше, а людей счастливее. Иногда воспоминание — это все, что у нас есть. Понятие судьбы очень искажено и неверно. Я бы отнес его именно к прошлому. Судьба прошлого — это ряд событий, которые невозможно исправить. А в будущем перед нами открыты миллионы дорог, и если человек думает иначе, то он обречен.
— Ты философ, Рэн, — пряча улыбку, сказала я.
— Ты считаешь меня сумасшедшим, а не философом. Но знаешь, все интересное в этом мире придумано шизоидами, а невозможное — психопатами, — с усмешкой говорит Перриш, и прежде, чем я успеваю ответить, резко меняет тему. — Помнишь, я обещал тебе показать итальянский ресторан, где готовят потрясающую пасту, которую, кстати, ты так и не попробовала?
— Да, конечно, — отвечаю быстро, пытаясь удержать пустившееся вскачь сердце. Он смотрит на меня своим обычным непроницаемым взглядом, не позволяя заглянуть за совершенную маску которую он носит круглосуточно. Но, возможно… — А я смогу потом вернуться сюда? Мое обучение закончено? — с надеждой спросила я. Рэн задержал задумчивый взгляд на моем лице, и я потерялась в его необычайно светлых льдистых глазах.
— Тебе так не терпится покинуть Розариум и начать работать? — проницательно спросил он, чуть склонив голову на бок.
— Да, наверно. Разве не ради этого меня обучали? — растерянно спрашиваю я. — Мы закончили с теорией?
Рэнделл медленно кивает, не сводя с меня глаз, и я только сейчас понимаю, что это значит… Мы закончили. Закончили… Все, что останется теперь — это собрания в Розариуме и его неподвижная фигура на фоне окна, повернутая к нам спиной. Больше никаких индивидуальных занятий на крыше, каждое из которых я и ждала, и боялась. Каждое из которых выворачивало мою душу наизнанку, заставляя кровоточить все нанесенные жизнью шрамы, открывая истины, о которых я и помыслить не могла. И в центре всего этого безумия эмоций и переворота сознания стоял один человек. Рэнделл Перриш. Я ненавидела его, боялась, восхищалась… я была околдована им.
И даже мысленно его имя я теперь называю иначе. И мои пальцы покалывают от желания прикоснуться к нему, пока он так близко. Может быть в последний раз. Больше такого шанса не будет. Но я не могу. Тело словно парализовано. Что такое желание? И хотела ли я кого-то по-настоящему до него? Вожделение, липкое, вязкое, обжигающее заполняет каждую клеточку тела. Мелкие разряды тока бьют по моей коже, и я ощущаю, как сгущается воздух между нами, не давая мне дышать, я смотрю в его глаза, нет я падаю. Я умираю. Именно такое ощущение сейчас раздирает мою грудную клетку, где все горит и кровоточит. Что он делает со мной? Зачем? Как он это делает?
— Лиса? — его голос пробивается сквозь туман моего сознания, и я ощущаю, что снова могу мыслить здраво, сжимаю пальцы рук, ощущая, как сходит онемение. Застывшие мышцы расслабляются. — Мы едем? — будничным тоном спрашивает Рэн. А мне хочется оттолкнуть его, ударить. Я ненавижу его за то, что он такой сдержанный, такой, мать его, спокойный, а я… Я просто с ума сошла.
— Куда? — быстро моргая, спрашиваю я, презирая себя за предательскую хрипотцу в голосе.
— Итальянский ресторан, — с невозмутимой улыбкой, напоминает Рэн. — Нам есть что отметить, правда?
Я опускаю глаза, чтобы он не увидел, насколько мне грустно. Это нелепо, но я ощущаю себя так, словно мы расстаемся. Смешно. Мы никогда не были вместе. С его стороны не было ни одного намека, что я интересна ему больше, чем остальные. Это какой-то совершенно новый мне вид отношений, в которых я никогда не состояла. Черт, да нет никаких отношений. Нет. Я лишь еще один ядовитый цветок в Розариуме Перриша. Одна из, а не единственная. А еще он женат. А я идиотка.