– Чёрт, Крис! Это просто правки. Я не позволю ему стать посмешищем или городским сумасшедшим, но, покуда я редактор, никто против него даже не пикнет. Даю слово. Он же не работает журналистом…
– …он является журналистом, – присоединяюсь я, и мы вместе заканчиваем фразу.
Мы смеёмся, и последний барьер между нами рушится: мы снова семья.
– Слушай, я прошу один экземпляр. Всего только один без ничего. Без правок, без цензуры. Во сколько мне это обойдётся?
Он откидывается назад вытягивает ноги, как бы размышляя:
– Цена подписки указана на газете. Только для тебя она начинается не с двух месяцев, а с десяти лет. Зная твоих родителей, положусь на восточное «раз уплочено, надо до конца использовать», – он по-лисьи следит за мной из-под полуприкрытых век, а я не выдерживаю и кидаюсь ему в объятья. Кресло опрокидывается, и мы оба со смехом валимся на пол: «Но мы же скинемся на двоих, бро?».
Секретарь вносит поднос с кофе. Споры об ориентации главреда здесь такие же яростные, как и дискуссии о поле ребёнка экс-редактора. Жаль, сегодня им не удастся найти ответ на один вопрос, не разрешив другой. Хотя по-настоящему интересовать их должно то, кто из нас двоих его настоящий ребёнок. Может быть, оба.
Мы отряхиваемся и снова усаживаемся в кресла. Он прерывает молчание:
– Ну а мама как? Передай, пожалуйста, что я прошу прощения за то, что заставил понервничать.
– Всё эти корректоры, – отмахиваюсь я и откусываю печенье. – Правильно отец их недолюбливает. А чего ты сам не зайдёшь и не объяснишь всё? Предки тебя всегда ждут.
От приоткрывает рот – столько лет почти что живёт с нами и до сих пор удивляется заботе, настоящий дикий кот. Я знаю, что он чувствует, и он знает, что я всё понимаю, но пытается скрыть смущение «новым» молодёжным сленгом двадцатилетней давности. Я туго затягиваю лямки капюшона: спасает только то, что он и сам понимает, как кринжово звучит, а потому меняет тон на преувеличенно пафосный:
– Замётано, мелочь! Завалюсь к вам в хату вечером, – он делает глоток из фарфоровой чашки и улыбается белыми, как фарфор, зубами. – Хочу ещё раз послушать историю о том, как на той вечеринке он отпаивал меня чёрным кофе и держал волосы над раковиной. Я же, кстати, тебя тогда в первый раз и увидел. Меньше газетной стопки, – он остановился, облизал губы, как бы пробуя на вкус новую для себя мысль. – Это что получается? Он, получается, вырастил тебя на моих глазах?
Я ухмыляюсь:
– И тебя на моих.
Мы вновь не можем удержаться и своим хохотом нарушаем порядок во всей редакции. Однако я всё ещё ощущаю тягучую тоску. Мне нужно было с кем-то её разделить, и я почему-то говорю:
– Знаешь, мама рассказывала мне об одном их разговоре. Папа хотел нескольких детей ну, тип, потому что прирост населения начинается с трёх, а два – это только воспроизводство… Короче, единственное, о чём она жалеет, так это то, что отказалась заводить больше одного ребёнка.
Он настораживается и наклоняет голову:
– А эта его штука, она… она разве не передаётся по наследству?
– Ну, наш врач сказал, что такое возможно. Но поскольку меня по голове не колотили, я с детства учу языки, ложусь до одиннадцати и ем что-то кроме кофе, всё должно быть нормально.
Он аккуратно отодвигает свою недопитую чашку.
– Дослушай! Вот, – я опускаю глаза и тру ладони друг о друга, – так вот, мама сказала, что, хотя прирост населения и не состоялся, воспроизведение они обеспечили.
Я молча допиваю свой кофе и мою кружку в раковине. Мы обнимаемся и прощаемся до вечера.
Второй раз за день меня окликают на пороге:
– Эй, Крис!
Я останавливаюсь.
– Знаешь, что он действительно мог бы написать? Пособие о том, как растить таких детей, как ты.
– Лисёнок! – машинально поправляю я.
– Что?
– Для семьи я Лисёнок.
Об авторе
Ссылка на инстаграм – https://www.instagram.com/mamkina_konina/
Ссылка на ВК – https://vk.com/mamkinakonina
Электронная почта – tarakanivmoeigolovushke@mail.ru