— Подойди к матери, — сзади Михаил пихнул грубо.
— Я живая, — неуверенно присаживаюсь на колени к ней.
— Солнышко мое, — тянет трясущиеся руки ко мне и обнимает.
— Настя. Я уже не верил, — парень одной рукой обнимает, прижимая меня к женщине плотнее.
— Я тут, — утыкаюсь в плечо, а сама стараюсь вспомнить, как кого хотя бы зовут. Но в голове такая пустота, словно я в этом мире всего каких-то несколько дней.
— Вера Семеновна, всё хорошо, — Михаил помогает подняться с ног.
— Пройдемте в комнату, — всё ещё всхлипывает Вера Семеновна, язык деревенеет произнести слово: мама. Мы вошли в небольшую комнату, сели на диван. Парень расположился рядом, обнял меня, потерся об мою шею, как кот мартовский и положил голову мне на плечо. Чувствую его горячее дыхание, дрожь его тела, теплую влагу на своей шее — он плачет. Сама себе противна, что не могу разделить эту радость, что переживают они со слезами на глазах. Вера Семеновна сидит по другую сторону и гладит меня по лицу, что-то причитая, глотая оставшиеся слёзы. Девочка расположилась на полу, обхватила мои колени, целуя, кладет голову, снова целует и снова кладет, тихо плача. Какое же я подлое счастье для них, которое ничего подобного не ощущает, которое тихо сидит и ждет, когда они все успокоятся.
— Тишь… — Михаил сел напротив в кресло и моргнул, чтобы я молча приняла их. — Я сам, — губами пошевелил и спрятал глаза, которые блестели от накатившихся слёз.
— Как ты пережила такое? — шептала женщина.
— Я не знаю, — мотнула головой, — я не помню.
— Вера Семеновна, — Михаил тяжело вздохнул, слышу, как ему трудно даются слова. — Настя не совсем в порядке, у неё амнезия…
— Что это? — настороженно посмотрела на меня, затем на Михаила. — Амнезия, это же когда с памятью проблемы, — снова на Михаила смотрит, а у меня в душе кошки скребутся.
— Да, — кивает.
— Настенька, солнышко, — Вера Семеновна обращается ко мне. — Маму-то ты помнишь? — голос поникший и неуверенный.
— Она не помнит никого из нас, — осторожно добавил Михаил.
— Нет, — парень мотнул головой, глубже зарываясь ко мне в шею. — Нет, не правда.
— Правда, — тихо шепнула, а сама не шевелюсь и не гоню его. Понимаю боль его души, но как посторонний человек, которого это совсем не касается. По его реакции, я с братом была очень близка. — Я даже не помню, как тебя зовут, — опустила голову и символично прижалась к нему щекой.
— Насть, нет, — крепче обнимает за плечи крепкими руками. — Это же я, Артём! Посмотри на меня! — прижимается своим лбом к моему, — это я!
— Нет, — мотаю головой, и слёзы выступают. Заглядываю в зеленые глаза полные боли и обиды, трудно остаться равнодушным.
— Артем, — Михаил встал и положил руку ему на плечо. — Ей нужно время, она четыре дня, как от комы отошла.
— Господи, моя девочка, — Вера Семеновна снова начала гладить меня по лицу и плакать. — За что такое? Господи за что ты, так с нами?
— Всё хорошо, — быстро вытираю слёзы свои и с пухлых щек женщины напротив. — Всё будет хорошо. Врач сказал, что нужно не меньше двух или трех недель для того, чтобы я начала всех вспоминать.
— Да, — сквозь слёзы улыбнулась Вера Семеновна.
— Да, — киваю, стараюсь успокоить её.
— Блин, Насть, — Артем снова прижался.
— Я Ира, Насть, — и девочка снизу прижалась щечкой к моей ладони, поцеловала и тихо заплакала. Самое ужасное знакомство со своими родными. Где все рады тебе, но в тоже время обижены, что ты никого из них не помнишь. Это что, рок судьбы такой? Быть любимым, но не любить не кого. Равносильно тому, в толпе людей будешь одинок.
— А что ты помнишь? — Артём тихо спросил.
— Последние четыре дня…
— А Ваньку? — шмыгнул носом, отторгаясь от меня.
— Ваня, — в голове возникает только фотография из папки Роберта.
— Не налегай на неё! — Вера Семеновна тут же одернула Артема. — На всё воля Божья! Придет время и все вспомнит!
— Да, мы предполагаем, а Бог располагает, — медленно встал с дивана и вышел из гостиной.
— Не обращайте на него внимание, — Вера Семеновна махнула на него рукой. — Ему обидно просто… пошлите чай пить! — тоже встала и пригласила на кухню.
Мы уместились все за небольшой овальный стол. Артем принес альбом фотографии, парень не может признать тот факт, что я его не помню. Попивая медленно чай, пересматривая фотографии, я не перестаю думать и переживать, что же происходит с Робертом. Вместо того, чтобы выручать его, сижу и гоняю чаи. Если верить словам Данилы, то тот собирается развернуть целую войну. Разве этого заслужили Роберт или Михаил? А кто вообще такой, этот Павел?