— Одна моя хорошая подруга любит проращивать семена. И, вот, я подумал... — говорил я, стараясь отделаться от ощущения рубашки, липнувшей к подмышкам.
— Хорошенькая? — глаза Эльжбеты заблестели и она чуть не упала, проскользнув наконечником костыля по полу.
Я обхватил её за талию. Она уже успела сама восстановить равновесие, и потому ужалила вторым костылём меня в стопу.
— Я ведь всё ещё современная арийская женщина! — зазвенел её голос по всему белому коридору.
Она была курносой, а её светлые волосы — короткими.
— Так удобней, меньше возни по утрам. — сказала Эльжбета. — И выглядит со-вре-мен-но!. А у тебя как дела? Как работа?
— Нормально...
— "Нормально" — это ни о чём!
Щипнула меня каким-то образом за бок, не останавливая ходьбу на костылях.
А я меж тем тяжело вздохнул и начал:
— Что работа? Фабриканты хотят видеть только сытую, довольную всем рожу. По которой можно с размаху пнуть, как по футбольному мячу, а её обладатель захнычет, вытрет кровавые сопли и поползёт обратно крутить своими маленькими ручонками жернова промышленного производства.
— Так ты социалист?
— Со-ци-а-что?
Мы подходили к окну и из него в нас светило Солнце. Лицо Эльжбеты было очерчено светящимся рядом волосков на щеке.
— Что ты любишь? Чего ты хочешь? — спросила она.
— Люблю... — и я уставился в потолок, — люблю выкурить папиросу. И заниматься любовью. Люблю женщин. Нравятся их фигуры, волосы, руки и ноги, голос. Могу слушать их сколько угодно, даже если несут полную околесицу.
— А я её не несу? — Эльжбета захихикала, а я улыбнулся.
— Люблю вкусно поесть, и хорошо поспать. Люблю выпить с другом, поговорить с ним. Наверное я, как мужчина, или, быть может, ещё и как ариец, должен ещё любить сражаться на войне и убивать людей из низших рас. Не знаю. Но я точно любил бывать на охоте и бить зверя. Ощущал азарт соревнования, как в игре в догонялки во дворе школы, или на лугу перед домом.
Теперь мы снова вернулись в палату. Прогулка на свидании подошла к концу. Эльжбета аккуратно сложила костыли и также аккуратно уложила своё миниатюрное тело на койку.
— А ты, как со всем этим справляешься? — спросил я.
— Ты же сказал, что любишь крепко спать. Тогда завидуй мне! У меня для этого полно времени, не то что у тебя, фабрикант! — она ткнула меня пальцем в живот, дотянувшись с койки. — Полежи со мной.
— А разве...
— Пустяки, вокруг же никого. Это время года не сезон для того чтобы всем разом сломать свои кости и лечь здесь. Давай, скорее!
Я послушно улёгся рядом, прижимаясь всем телом к ней.
—Будешь сегодня как лейтенант Пинкертон, а я как Чио-Чио-Сан, — выдохнула она в меня.
Перелистнув полу её халата, я увидел её маленькую, девчушечью грудь. Можно было разглядеть и выпирающие рёбра. Я провёл ладонью по её животу, нащупывая на нём мурашки. Мы поцеловались.
После очередного посещения "Горящей саламндры" герр Штеффер вдруг предложил отправиться в его загородный дом, и мы с Карлом любезно согласились.
Вместе с нами он привёз ещё и смуглую певицу-итальянку, бегавшую по всему вокруг своими чёрными глазами, и австрийку-танцовщицу с пухлыми красными губами. Все вместе мы стреляли из личного оружия герра Штеффера: американского автомата Томпсона, русской винтовки Мосина и нескольких пистолетов, в том числе и Маузер с деревянным прикладом. Было чертовски весело разбивать из них уже и так опустошённые нами бутылки. Пороховой дым опьянял вместе с алкоголем.
Уже под ночь герр Штеффер уединился наверху с обеими женщинами, а я и Карл разминулись в американский пул в подвале дома. Утром, которое выдалось холодным, мы не стали ждать хозяина и самостоятельно поплелись до автобусной остановки.
— Так что, ты решился вступить? — спросил Карл по дороге.
— Ещё нет... — промямлил я.
— Так чего же ты хочешь?
— Я хочу... хочу быть нормальным, настоящим мужчиной. Что для тебя значит "настоящий мужчина", Карл?
— Настоящий мужчина, настоящий патриот, настоящий...
— Нацист?
— Да.
— Когда я рос в деревне, я видел много здоровых мужчин вокруг себя. И ни о каком нацизме мы и не слышали.
Деревья, мимо которых мы шли, покрылись инеем за ночь.
— Как ты думаешь, почему мы с тобой вместе? — спросил Карл.
В тот день пошёл первый снег.
Kapitel 7
Снежинки всю зиму ложились в ровные сугробы вдоль улиц, и приносили нам всем только удачу. Кому-то ещё и смерть, но быструю, не мучительную — мне так хочется думать.
Правительству стали нужны пулемёты, больше пулемётов, и мы делали их, больше, с каждым днём. Успевай подносить свой металл, бюргер! Я тогда видел сны, где соединялись в трепетном союзе затвор со стволом: повесть о любви, более проникновенная, чем дрянная постановка "Ромео и Джульетта" от проклятых англичан.