— Что там? — спросил он.
— Андерс, пошли домой.
— Чего? — ухмыльнулся он, — Вот так, сразу?
— А как надо? — взглянул я на него, обветренного и пыльного, — Я устал. И ты тоже устал. Хватит воевать.
— Л-ладно... — сказал он.
Мы по привычке сложили пулемёт и понесли с собой. Через полкилометра Андерс предложил:
— Что мы его всё несём? Выкинуть пора.
Скинули в дорожную канаву. Я так долго носил его, что полученная лёгкость принесла одно лишь беспокойства. Словно часть тела отрезали и тебе кажется будто она всё ещё при тебе.
В канаву полетели и наши каски, и знаки отличия. Когда срезали их с формы — почувствовали боль. Тоже самое что и отрезать свои соски: мужчине они ни к чему, без них ты спокойно проживёшь. Но эта процедура отзовётся сильной болью, и оставит уродливые шрамы на всю жизнь.
— А ты откуда, Андерс? — спросил я, — Который год уже вместе, и до сих пор не знаю.
— Магдебург.
— А я из Гамбурга. Это налево.
Дорога перед нами разделилась.
— А мне направо, — сказал Андерс.
Мы посмотрели друг на друга, помолчали.
— Ну, рад был, что ли, познакомиться, — начал Андерс и осторожно предложил мне пожать его руку.
Мы обняли друг друга. Быть может, крепче, чем собственных жён до войны.
Я пошёл налево. Андерс пошёл направо.
Вместо города, который я знал, меня встретили торчащие из наваленных кирпичей углы прежних зданий. Между тем, дороги остались целыми и чистыми, как раньше.
Дом с моей комнатой уцелел, один на несколько кварталов. Я поднялся по лестнице и услышал знакомый голос:
— Карл, не оставляй крошек на столе! Хлеб мы с тобой не знаю когда ещё получим! Всё съедай, слышишь?
Её голос стал твёрже.
— Господи! Неужто ты, самый! — сказала она, увидев меня.
— Мама, а это кто? — сказал маленький босоногий мальчуган из-за её спины.
Из милой девчушки с тоненьким голоском Эльжбета превратилась в бойкую, напористую тётушку.
— Здесь по-другому и не выживешь. — сказала она — А ты, смотри-ка, худой весь, да в пыли. Совсем как пёс бродячий!
Эльжбета загоготала.
Я посмотрел на мальчика, затем снова на неё, и сказал:
— Блядь.
Я побежал по лестнице вниз, выскочил на улицу и сел на кучу битых кирпичей.
— Где ты, солда-а-атик мой! — выкрикнула Эльжбета и настигла меня.
— Сколько их у тебя было? — спросил я, стараясь на неё не смотреть.
— Тебя шесть лет не было! — воскликнула она — Несколько... Карл у меня от боцмана Штойфеля, подводника. Уплыл куда-то там в северные моря. Утоп, наверное. Последний у меня был Джон, лётчик-истребитель. Американцы из того кнайпе, "Горящая саламандра", помнишь его? Сделали из него бар "Миннесота". Джон красавец был, весельчак, балагур. Как мне против него устоять? Чудачить он любил, забрался один раз пьяный на руках на барную стойку в этом баре самом. Упал и шею себе скрутил. Помер. Жалко мне его очень. Любил он меня, сильно. И Карла он тоже любил. Да, Карл?
— Говори, про всех расскажи! — сказал я.
— Ой, Господи, зачем тебе всё это знать? Умерли они все, любовники мои. А ты, муж мой, вернулся. Живой. Пойдём я тебя хоть покормлю.
И тогда вся тяжесть шести последних лет навалилась на меня. Я заплакал. Так я не плакал ещё никогда.
Эльжбета повела меня обратно в комнату, поставила на стол тарелку варёного пшена и положила кусок сливочного масла.
— Кое-как немного масла выторговала. Ты ешь давай.
Я поднял ложку, положил немного каши в рот, и не смог проглотить из-за кома в горле.
— Будем жить вместе, как раньше... Ты только сходи и сдайся сначала, а то подстрелят на улице не дай Бог! И Карла ты уж пожалуйста воспитай, как мужчина настоящий.
Я прожевал то что было во рту и зачерпнул новую ложку. Мальчик Карл смотрел на меня с искренним удивлением, держась маленькими ручками за край стола. Я пролил ещё пару слёз и погладил своего нового сына по голове.
WERFUCHS
Teil II
Kapitel 1
Не стоило слушать Эльжбету и сдаваться англичанам. Сжечь форму, сжечь военный билет, сжечь свою память и прошлое и остаться дома — такие правильные решения приходят в голову только когда оглядываешься назад и ничего нельзя вернуть.
Милостивый король Георг VI, сообразно его предкам, погрузил нас на корабли и вывез как африканских негров в одну из своих колоний. Все его корабли, к слову, гордо именуются "его величества корабль".
— Его величества корабль! — сказал я как-то матросам в бескозырках, — А эта ржавчина повсюду тоже "его величества"?
Я ожидал что в ответ меня заставят пройтись по доске, под которой будут плескаться зубастые акулы — старая пиратская забава. Но меня обыкновенно избили ногами в трюме.