— Давай сходим к тёте Агнессе.
Тётя Агнесса жила одна, в бесконечном ожидании мужа из плена. Я помогал провести в её комнату водопровод.
— Смотри, Карл, я тут тебе книжку нашла, хочешь посмотреть?
— А она с цветными картинками?
— Конечно!
Мальчуган стал бойко перелистывать страницы своего подарка, а Агнесса повела меня в другую комнату. Там я сел на заправленную кровать.
— Ну что на этот раз, Агнесса? В твоём доме газ проводят? За этим позвала?
— Не надо сегодня ничего чинить — сказала она и села рядом со мной.
Затем подсела ещё ближе. Агнесса запустила пальцы в волосы на моей голове. Я ощутил её дыхание.
— Что ты делаешь? — опешил я.
— Я устала... устала быть одна — сказала она.
Агнесса прижалась ко мне и поцеловалась. Положила голову мне на плечо. Несколько слёз прилетело на мою шею.
— Извини, но мы с Карлом лучше пойдём — сказал я и выпутался из её объятий. — Карл, скажи спасибо тёте Агнессе за книжку!
— Спа-си-бо!
Агнесса вытерла слёзы и воскликнула:
— Заходи ещё, Карл! Я тебя всегда рада видеть!
Дома нас ожидал сюрприз.
— Ура-а-а-а! — кричал Карл, — шоколад!
— Тут не только шоколад — сказала Эльжбета, — здесь и немного индейки есть. У них есть такой праздник "день благодарения", они на него пекут мясо.
Эльжбета работала служанкой в доме канадского полковника.
— Так им же едой делиться с нами запрещено — сказал я, — На одной американской базе, говорят, сотню литров горячего шоколада прямо в канаву вылили, чтобы нам не досталось.
— Миссис Андерсон сегодня расщедрилась. Посочувствовала мне, бедняжке такой!
Хромуша проковыляла ко мне и положила руки мне на плечи.
— Как там Агнесса? — спросила она.
Я посмотрел ей в глаза.
— Плохо ей совсем.
— А кому легко сейчас? Давай вы у меня ешьте уже.
Где-то в Северной Америке
По сотне здоровых мужчин-воинов из двух великих племён чокто и чероки сошлись на одной из равнин. Племена спорили о размерах пастбищ для своих лошадей, и решить этот спор они условились не войной — а священной игрой в деревянный мяч, дарованной людям их Создателем. Мужчины держали в руках деревянные палки с сетками на концах, ими они должны были загнать мяч в ворота своего врага.
— Да прибудет с вами воинский дух! — напутствовал вождь Павлинье Перо. — Сегодня те из вас что победят, станут великими воинами своего племени. Начинайте игру!
Воин чокто по имени Персиковая Косточка не отличался умением играть, поэтому соплеменники ставили его защищать ворота. И в защите он делал большие успехи. Иной раз он мог поймать мяч, зажав его между своими коленями. Персиковая Косточка даже подумывал изменить себе имя на Тот-кто-смог-поймать-мяч-одними-коленями.
Разъярённый нападающий чероки мчался вперёд, ведя мяч на сетке. Персиковая Косточка отбивался как умел, надеясь на возвращение собственных игроков из нападения.
Злые духи вселились в игрока чероки. Жажда победы затуманила его разум. Он дал волю своим нечестивым мыслям и ударил Персиковую Косточку по голове. Бедняга чокто упал на траву с разбитой головой.
Его жена, Чувствительная Женщина, вместе с сыном Маленьким Медведем подбежали к телу главы своего семейства. Чувствительная Женщина так сильно скорбела, что сложила из своей горечи пронзительную песню. За это её прозвали Хорошей Певицей.
Чероки, опорочивший священную игру, был изгнан из своего племени в тот же день.
Kapitel 2
Мировые войны и тоталитарные режимы нам не грозили тем вечером, поэтому мы решили спокойно поужинать.
—Тебе наложу... — сказала Эльжбета и положила Карлу кашу.
—И себе наложу... — положила она в тарелку себе.
Кастрюлю она поставила обратно на газовую плиту.
—А папе? — спросил Карл, переглянувшись.
—А папе — шиш с маслом! Вот так вот!
Она хлопнула ладонью по столу, так что аж хлебные крошки подлетели.
Карл звонко засмеялся и начал есть.
—Ты чего? — спросил я.
—А ничего! — сказала Эльжбета. —В том и дело что ни-че-го!
—Чего ты взъелась? — спросил я опять.
—Папа наш зарабатывать не хочет.
На этот раз она глядела мне в глаза.
—Который год кирпичи таскает. Когда все кирпичи в городе закончатся что мы делать будем?
—Да я же... — начал оправдываться я.
—Все занялись делом, все куда-то спешат, — её уже было не остановить. —А он приходит домой и лежит. Просила хоть приберись. А он? Что он? Где жрём там и срём...
Мне стало обидно. От того, что меня унизили перед собственным сыном.