«Спасибо, Клем» — думал Шон с усмешкой.
— Спасибо, Клем! — повторял за ним вслух Даниэль с яркой, светлой улыбкой. Рассматривая печеньку в форме мандаринки, которую девушка приобрела еще на ярмарке, мальчик радовался находке. Несмотря на то что он уверенно не хотел показывать, будто давно мечтал о какой-нибудь сладости, — это было бы слишком эгоистично по отношению к Шону и их незавидному положению — Даниэль заметно обрадовался неожиданному подарку. Клементина, как настоящая фея, исполнила желание ребенка, хотя тот и не просил угощений. А Шон тем временем улыбался, наблюдая за ними. Вопреки собственным двояким впечатлениям от Клементины, юноша был рад, что она заботится о его брате. Это мило с ее стороны.
— А ты будешь? — кивнула Клем, обернувшись к Шону и посмотрев тому прямо в глаза. Шон прищурился. — Ну, печенье. У меня три штучки, каждому хватит. Держи, — улыбнувшись как ни в чем ни бывало, Клементина протянула Шону угощение. Юноша кивнул в знак благодарности и продолжил молчать, так и не притронувшись к печенью. Если Даниэлю понравится, Шон отдаст свою порцию ему. Все равно есть особо не хочется.
И таким образом прошло еще какое-то время. Даниэль и Клементина тихо переговаривались. Ребенок рассказывал о Бивер-Крике, о Крисе, о бабушке с дедушкой, считай, заполнял пространство бесконечными разговорами, свойственными любому ребенку его возраста. И Клементина внимательно слушала Даниэля. По непонятным Шону причинам девушка видела в его брате кого-то особенного, и, разговаривая, она общалась с ним, словно со старым другом. И это Шона несколько напрягало. Он до сих пор помнил необычную, странную реакцию Клементины на Даниэля. «Словно увидела приведение» — вспоминал он и хмурился. За время, которое братья успели провести с девушкой, Шон успел отметить многие особенности Клементины из этого мира. Он проводил аналогии, параллели, самостоятельно искал ответы на какие-то вопросы, замечая их в чертах девушки, в ее характере, в словах, которые Клементина использовала, когда говорила о себе. И все же оставалось много недомолвок, о которых Шон поставил себе цель спросить. Спросить, но не при Даниэле.
Когда солнце совсем пропало за горизонтом, а окружающий мир погрузился в темноту приближающейся ночи, Шон все так же сидел в углу пустого вагона, наблюдая за братом и девушкой. Постепенно Даниэля стало клонить в сон, он стал меньше активничать, говорил тише, и тогда Шон решил предложить брату поспать. С поезда они сойдут либо утром, либо ночью, смотря, куда успеют доехать, и пока есть время поспать — пусть Даниэль спит. Мальчик спорить не стал, и спустя пару минут беспрерывного ворочанья на рюкзаке он наконец-то уснул. Шон так и не сдвинулся с места, как и Клементина, расположившаяся в противоположном от него углу. И парень, и девушка — оба молчали. И вот тогда-то Шон и поймал себя на мысли, что разочарование, смешанное с рассеянным замешательством, — это то еще двоякое, неприятное чувство.
***
— Слушай, Клем, — через какое-то время шепотом позвал Шон, наконец набравшись сил начать с девушкой личный, свой диалог. Клементина тут же откликнулась, подняв голову и посмотрев юноше напротив прямо в глаза. Она словно ждала, когда Шон обратится к ней — будет готов, потому теперь, услышав заветные пару слов, Клементина вся обратилась во внимание — в слух. Склонив голову набок, она внимательно смотрела на парня и слабо улыбалась. Однако, юноша медлил. Щурясь, Шон прокручивал в мыслях десятки вопросов, которые хотел задать Клементине, и тем не менее правильного — самого главного — не находил. Столько всего хотелось услышать, узнать, что сам Шон не понимал, с чего ему стоит начать. И тогда Клементина бережно взяла инициативу в свои руки:
— Ничего, я понимаю, не торопись, — только проговорила она и, поднявшись со своего места, тихо, практически беззвучно отошла ближе к открытой двери грузового вагона. Даниэль в это время все так же мирно спал, потому, дабы не разбудить его, она осторожно опустилась на пол, свесив ноги через край. Впереди изредка мелькали хвойные деревья, укрытые темным, ночным покрывалом. Подняв взгляд, Клементина заметила чистое звездное небо над головой, и все же она продолжала молчать. Шон тем временем так и сидел, не решался к ней подойти, и тогда девушка внезапно заговорила: — Ты упоминал корабль. Дельту. Что ты знаешь об этом? — перешла она сразу же к делу, чему Шон удивился. Видимо, девушка не терпела ходить вокруг да около. Осторожная, но все такая же прямолинейная. И хорошо.
— Дельта — община, напавшая на Эриксон — школу-интернат, где находится — находилась — параллельная ты. Лилли руководила операцией, а тот самый корабль — это временная база Дельты. Клементина, вместе с другими, собиралась брать ее штурмом, — вкрадчиво выложил Шон, не упуская ни одной детали. — Это все, что я знаю о Дельте. А что известно тебе?
Клементина глубоко вздохнула и опустила голову. На коленях у нее лежал ее любимый рюкзак, который девушка бережно обнимала, словно искала поддержки. От Шона не укрылось настроение Клементины. Она была подавлена и в то же время напряжена, словно юноша озвучил те слова, которые девушка вовек не хотела бы слышать. Он, словно палач, вынес приговор и теперь ожидал последних слов своей жертвы. Клементина горько усмехнулась и обернулась к Шону, встретившись с ним глазами.
— Ты тоже был там, — тихо произнесла она и прыснула, словно сказала что-то смешное. Шону, однако, было совсем не до смеха. Он знал. Интуитивно, но он предполагал, что девушка скажет что-то подобное. Это было очевидно, они оба знают о Дельте, о корабле, а как иначе они могли знать об этом — только, если их версии из апокалипсиса оба находились где-то по близости. Ну, конечно. Клементина встретила тяжелый взгляд Шона неизменным улыбчивым. — Смешно получается. Так вы тоже потеряли связь после той ночи, когда «альтернативная-я» встретила «альтернативного-тебя»? — покачала головой она и игриво вздернула бровями.
— Что смешного? — не совсем понял юноша и нахмурился. Настроение девушки Шону совершенно не нравилось, словно она специально говорила так безразлично, с такой усмешкой. Вопрос только: зачем?
— «Что смешного»… — а что должно быть грустного? — неоднозначно проговорила она и отвернулась. Шон замер, в удивлении посмотрев на девушку, но Клементина не обращала внимания. — Это ведь очень забавно, так ведь? Ты — рейдер из Дельты, она — тот взбунтовавшийся подросток из Эриксона. И пропасть из приказов, условностей и непонимания между вами, — тихо, словно обращаясь вовсе не к Шону, говорила Клем и смотрела в точку перед собой. Она много думала, видел Шон, но, кроме того, девушка аккуратно подбирала слова. Что-то скрывала за всеми этими образами и громкими фразами. Юноше никогда не нравилось подобное отношение. Шон предпочитал людей, которые говорят прямо, искренне, без утайки. Не выбирают информацию, а выдают ее открыто. Что на сердце, то и на языке. Эта Клем поступала иначе, потому, не выдержав, Шон перебил:
— Предположим так. «Забавно», да. Но давай разберемся. Какое видение было последним, ты помнишь? — напрямую спросил он. — Ты видела себя? Видела тот штурм? Хоть что-нибудь?..
— Нет, — просто ответила девушка и выпрямила спину. — Последнее, что я помню, это как Шон патрулировал палубу, было утро. Помню, как Лилли — главная — проводила инструктаж, акцентируя на том, что «эти дети не такие простые, как кажутся». Помню, как она просила всех выспаться и приготовиться, ведь «рано или поздно паршивцы могут попытаться отнять свое». И все. Больше ничего — ни намека, ни подсказки. Видимо, в ту ночь все и случилось. Я не понимаю! — в один момент девушка вздернула плечами, и это движение показалось Шону таким искренним и настоящим, что он тут же забыл о прошлых претензиях. Юноша видел, как Клементине больно и неприятно говорить об этом; она словно пыталась отмахнуться, стряхнуть свои переживания, и тем не менее девушка не останавливалась: — Правда, я просто не понимаю. Что должно было произойти, чтобы все сложилось вот так?.. — она глубоко вздохнула и зарылась пятерней себе в волосы, словно это движение могло ее успокоить. — Наш последний «разговор» с Шоном, если так вообще можно назвать, — это настоящая катастрофа. Я не знаю, честно. Вот, Шон, представь, — Клементина обернулась к юноше, и тогда тот заметил в ее янтарных глазах истинные эмоции — тревогу и беспокойство. Девушка была растеряна, она хотела высказаться ему, поэтому Шон не осмелился перебивать. А Клементина тем временем продолжила, все так же шепотом говоря неясными фразами: — Серьезно, просто представь такую ситуацию. Целыми месяцами ты пытаешься добиться хоть какой-то реакции от человека, хоть какой-то эмпатии, интереса к себе. Ты долбишься и долбишься в условно закрытую дверь, стучишь, звонишь, пытаешься докричаться, а никто не открывает. И вот спустя столько времени ты наконец получаешь хоть какой-то ответ. Малейший. И ты этому так рад, что не можешь найти себе места. Ты понимаешь: наконец-то я добился своего, и, ведомый целью просто не потерять эту возможность, решаешься на отчаянный поступок — остаться. Ты терпишь все злые слова, терпишь все неприятные выходки и в конце концов добиваешься от человека какой-то искренности. Решаешься влезть дальше, зацепиться за что-нибудь и в конце концов оступаешься, сказав одно слово неправильно. Одно! А на следующий день, когда осознаешь, что облажался, уже становится поздно. Человек пропал, а двери закрылись. Окончательно. М? Что думаешь?! — не выдержала девушка, выдав все и сразу.