Шон, мягко говоря, удивился. Мягко говоря, на деле же он был просто в шоке. Уставившись на девушку перед собой, юноша пытался подобрать правильные слова, чтобы ответить, но, по сути, он даже не понимал, как на такое надо отреагировать.
Удивиться? — Он удивился.
Посочувствовать? — А чему посочувствовать-то? Он так и не понял.
Попытаться вникнуть, узнать, а о чем Клементина вообще говорила? — Нет, этим он может все только испортить. Девушке и так было неприятно говорить обо все этом, так еще и Шон начнет давить своей настойчивостью и любопытством. Тогда что ему делать?
— Прости, — выдохнула тем временем Клементина и отвернулась. — Я не должна была срываться. Прости, — снова повторила она и крепче сжала рюкзак, принявшись теребить пальцами нашивку буквы «D».
— Тебе не за что извиняться, — наконец ответил Шон и, все-таки покинув свой укромный угол, подошел к Клементине, опустившись рядом с ней на край возле двери. Он так же, как и она, свесил ноги и обратил внимание на девушку. В лунном свете черты лица Клементины производили совсем другой эффект. Она показалась Шону потерянной, сломленной, слабой. Не милой и безобидной, какой она представала перед ним днем, а одинокой. Ночь расставляла все на свои места, как и в случае с настоящей Клементиной. Шон помнил, как девушка по ночам любила сидеть у костра. Сильная и смелая днем становилась оставленной, опечаленной ночью. В этом они были похожи. Как и раньше, Шона стало одолевать желание коснуться девушки, приобнять ее, показать, что она всегда может найти в нем поддержку. Шон до сих пор помнил свое желание утешить Клементину, но сейчас он медлил, не решаясь сделать первый шаг. Юноша понимал, что, несмотря на схожую внешность, перед ним сидел чужой человек, и из-за этих сомнений Шон осмелился только сказать: — Расскажи. Все держать в себе очень трудно, выскажись — и тогда, возможно, я смогу тебе помочь. Хоть чем-нибудь. Просто сейчас я не понимаю, — заключил он и пожал плечами, устремив взгляд вперед, туда, где широкое ночное небо встречалось с неровной линией горизонта. Клементина так же смотрела вдаль, стараясь не обращать внимание на рядом сидящего юношу. Хотя она и хотела с ним поговорить, она все равно стеснялась Шона. Странные чувства. С одной стороны ты понимаешь, этому человеку можно доверять, ты узнаешь его взгляд, его улыбку, его голос, и тем не менее ты его не знаешь, не понимаешь, как он может отреагировать.
— А что я должна говорить? — наконец спросила Клементина и вздохнула. — Понимаешь… — не знаю, как это объяснить, — но ты совершенно не похож на того Шона, к которому я привыкла. Это доходит до крайности какой-то. Ты, наверное, думаешь обо мне так же, — нахмурилась она, и Шон поспешил ответить, кивнув. — Вот именно. Ты из параллельного мира и ты, вот какой есть сейчас, — два разных человека. Шон другой. Вот, в сравнении с тобой, он очень закрытый человек. Угрюмый, отчаявшийся. Когда связь только возникла, я впервые сбежала из дома. Мне было не к кому обратиться, я осталась одна, но я понимала, что поступаю правильно. Дома мне было плохо, неуютно, а здесь — в свободном мире — это совершенно другие ощущения. Я выбралась на волю. Но в то же время я почувствовала, что я не просто забытая родителями девочка, я поняла, что на самом деле все еще хуже. Объективно, ты не нужен никому в этом мире, люди вокруг не замечают тебя, всем плевать. Ну и что, что ребенок, которому даже четырнадцати еще не исполнилось, слоняется по улице, почти ночью, один. И вот в такой период моей жизни появился Шон. Я видела в нем шанс отвлечься от собственных проблем, я быстро привязалась к нему, к его жизни, к этим снам. Но ему все это время, пока я ломала голову, переживала, было как будто плевать на связь, на все сны, на меня. Нет, он не плохой, ты не подумай, просто он… отрешенный?.. Наверное. Он через многое прошел, не представляю, кем нужно быть, чтобы суметь вытерпеть все это. Это самый сильный человек, которого я только знаю. И тем не менее он недосягаемый. Сколько бы я ни пыталась, он не воспринимал меня, не хотел даже попробовать понять или услышать. Ему просто это, будто… было не нужно никогда. И вот недавно, всего пару дней до того, как связь пропала, он открылся мне. Наконец принял факт, что мы связаны, что я тоже живой человек. И я это все так… — Клементина вскинула руками, — так тупо испортила.
— Что случилось?
— Случилась моя любопытность, — горько усмехнулась девушка и повернула голову к Шону. В янтарных глазах юноша обнаружил смутную грань между истеричной радостью и сжимающим легкие отчаянием. Клементина попыталась улыбнуться, заметив волнение в глазах Шона, и продолжила: — Все из-за Даниэля.
— Даниэля?
— Да, Даниэля, — голос девушки надломился, и она поспешила отвернуться, сжав со всей силы кулак, дабы скрыть дрожь в руках. — Или нет. Не Даниэля. Из-за семьи. Я посчитала нужным поделиться с Шоном своими переживаниями насчет родителей, рассказала о своих радужных детских воспоминаниях, которые разбились о настоящую действительность. Они меня не любили, или любили, но просто не умели показывать эту любовь. Слишком заняты. И я решила спросить Шона о его — о твоей — семье. Мне всегда было интересно, кто его близкие люди, где они и так далее…
— А он один?.. — шепотом спросил Шон и нахмурился. Краем глаза посмотрев на Даниэля, свернувшегося в клубочек и крепко обнимающего игрушку, прихваченную им еще из хижины в лесу, Шон не смог сдержать своего волнения. В его взгляде отразилась искра мимолетного страха.
— Даниэля с ним нет, — заключила девушка, поняв, что Шон и без того догадался. — Шон вступил в Дельту, как я поняла, не от хорошей жизни. Он не хотел делиться со мной, но невольно стал прокручивать в голове воспоминания, и я все видела. Когда Шону было шестнадцать, как тебе сейчас, Даниэль тяжело заболел, была зима, а лекарств у них не было. Они были сами по себе, выживали самостоятельно. Да, Шон пытался помочь Даниэлю, они искали помощь, хоть что-то за что могли бы зацепиться, но в итоге ничего не вышло, — выдохнула Клементина, а Шон тем временем молча прожигал пустоту перед собой. Апокалипсис начался, когда ему было десять лет. Даниэлю тогда было вообще три года — три! И они протянули так долго, думал Шон, и все равно… — Даниэль не смог, — заключила Клементина. — Болезнь сморила его, и Шону, когда ничего не осталось, пришлось…
— Нет…
— Он его застрелил! — с надрывом прошептала Клементина, не выдержав. Ногтями вцепившись в рюкзак, она старалась сдержать непрошеные слезы, но ничего не получалось. Все эмоции, что девушка скрывала еще с утра, вырвались наружу. Клементина дрожала, а Шон не знал, как ей помочь. Он сам в шоке пытался переварить эту информацию. Шон не мог этого сделать. Ни один, ни второй. Но Клементина продолжала разубеждать: — Я видела, с какой любовью тот Шон относился к Даниэлю, он вспоминал это так. Шон был совершенно другим, не таким, как в Дельте. Он был любящим, открытым, но случившееся с Даниэлем сломало его. И я об этом напомнила. А потом еще и ярмарка… — Клементину уже откровенно трясло, она говорила рвано, путалась в словах, и тогда Шон придвинулся ближе и приобнял девушку, позволяя ей вцепиться в его куртку.
— Тш-ш-ш, — успокаивающе прошипел юноша, мягко поглаживая девушку по спине, но она, казалось, вообще не замечала его попыток успокоить.