Том не принимал наркотиков примерно с момента того случая. Почему сейчас это снова началось?
Покосившись на заднюю дверь клуба, юный гитарист медленно пополз к выходу, при этом стараясь не отводить взгляд от безделушки. Парень словно боялся, что та прыгнет на него со спины и снова обожжет его дикой болью.
— Ничего не происходит. Ничего не происходит, — уверял себя он, не выпуская объект раздражения из поля зрения.
Быстро повернув ручку, парень выскочил за дверь и навалился на нее спиной.
— Надо сегодня пораньше лечь. И никакого кофе на ночь. И никакого алкоголя… Возможно, пару дней. И Георгу яйца откручу, как только приду, даже если он ни при чем, все равно давно пора!
Трясущейся рукой Том выбил из пачки сигарету. Дым наполнил легкие, потом прошел по дыхательным путям — и обратно, успокаивая, щекоча нос и горло, оставляя горьковатый привкус табака. Молодой человек выпустил тонкую струйку через ноздри и попытался отогнать от себя все дурацкие мысли. Конечно же, ему показалось. Медальоны не разговаривают. Все дело было в какой–то шутке, скорее всего, туда вмонтировали что-то типа дисплея, стоило лишь рассмотреть безделицу поближе. Наверняка всему этому быстро найдется разумное объяснение.
— Каааарррр! — внезапно тишину нарушил новый звук.
Том удивленно открыл глаза. На электропроводах чуть повыше него сидел огромный ворон. Пернатый смотрел на человека маленькими черными глазками — угольками, словно зная заранее, что тот тоже взглянет на него.
— Ого, — Том не мог отвести глаз — черные перья ворона в красиво переливались электрическом свете прожекторов. — Откуда такой взялся тут?
— Каааар! — еще раз хрипло каркнула птица. Ворон словно посмеивался над парнем с высоты.
Его взгляд не понравился мальчишке. Том огляделся и, не найдя ничего лучше, поднял с земли пустую банку из-под энергетика. Он швырнул ее в ворона, не попав, впрочем, даже рядом — было слишком далеко. В этот момент (Том готов был поклясться в этом собственной гитарой) птица открыла клюв и… засмеялась. Нет, не настоящим смехом, она прокаркала что-то, но слишком уж явно блеснули его черные глазки-бусинки. Совсем как у человека…
Мальчик удивленно смотрел на внезапного гостя, но тот ловко снялся с места и взмыл в ночное городское небо. Том приложил ладонь к саднящей голове. В переулке за баром кроме него никого не было, и никто не мог сказать, являлось ли это галлюцинацией или правдой, однако, на этом приключения еще не кончились. Внезапно в стороне кто-то глухо застонал. Том резко повернул голову на звук и немо уставился в место, откуда тот исходил.
Он был здесь не один.
Тем временем, в Небесной Канцелярии происходил не меньший бедлам:
— Она убьет меня. Как пить дать, она точно теперь меня убьет, — бессмысленно бормотал Давид, созерцая стену. — Я могу говорить ей сколько угодно о том, что вышел из себя, о том, что ее сын не подарок. Она размажет меня по стенке, Сакий. Почему ты плохо держал мне руки?
— Но вы же велели хватать мальчишку! — недоумевая, спорил Страж.
Давид устало глянул на него.
— Ну, вот видишь, что я наделал в результате? Дьявола я сын! — он с характерным звуком стукнулся затылком о стену.
Выжженное пятно на простыни в том месте, где только что сидел Вильгельм, напоминало Апостолу о собственной вспыльчивости.
— Ваше Превосходительство, ну простите! Все как-то резко вышло из-под контроля!
Однозадачная система Сакия иногда доводила Златокрылого до ручки, впрочем, сейчас он понимал, что сваливать свои неврозы ему не на кого. Отправить Вильгельма на землю вдруг показалось ему последним разумным решением, особенно при учете, что Симония должна с минуты на минуту явиться во Дворец. Правота Сакия казалась неоспоримой: события как-то слишком быстро вышли из-под контроля.
— Мне принести вам водички? — заботливо поинтересовался Охранник.
— Принеси мне мыло и веревку. Сейчас они придутся весьма кстати.
Пожав плечами, Страж развернулся и медленно закосолапил к двери.
— Куда это ты, скажи на милость? — Давид с трудом приподнял тяжелые веки.
— За мылом и веревкой?
— И что я с ними буду делать, дурья твоя башка? — неожиданно взорвался Апостол. — Ангелы и Апостолы не умирают так! Ты же сам знаешь! Мы всего лишь уходим в мир белого тумана!
Охранник только захлопал глазами. Он перестал понимать вообще что-либо.
— О, Всевышний, убьет, она просто размажет меня, прямо сейчас, — тут же исторг вздох несчастный Давид, прикрывая ладонью глаза.
Он еще раз посмотрел на надрезанное яблоко в своей руке, прекрасно осознавая, что должен был дождаться Симонии и принять решение с ней, ведь даже тот факт, что он сам Верховных Апостол, не спасет его от праведного гнева родной сестры. А вот теперь он мог лишь уговаривать себя и утешаться тем, что мать Вильгельма не наложит на него руки. Будет бесполезно объяснять ей, что ее чудному сыночку неплохо побыть в мире людей, потому что там ему самое место.
— Так мне не нужно никуда идти? — На всякий случай поинтересовался Сакий, стараясь не раздражать и без того нервное Превосходительство.
— Водички… Принеси водички, — с трудом оторвав язык от сухого неба прохрипел в ответ Давид.
Сакий кивнул и пошел, куда ему сказали, громыхая по полу древком алебарды, а Златокрылый прикрыл веки, пребывая в глубоких думах. Он соединял и разъединял мыски сандалий, прикидывая, что делать дальше.
Если так подумать — нет Вильгельма, нет проблем, нет никаких Демонов на территории Рая. Однако, полегчало ли от этого Его Превосходительству? Нет. Понятия о том, как убедить Симонию, что все под контролем, у Давида не было. С ее сыном, разумеется, будет полный порядок — с такими, как он, ничего не случается. Но это ведь не аргумент! Пообещать ребенку охрану? Да какой нормальный светлый Страж согласится присматривать за этой бестией?
Давид закрыл глаза рукой. Ему было жаль свои нервы.
В своих размышлениях он как раз перешел со стадии «о-боже-и-что-теперь» к стадии «я-еще-слишком-молод-чтобы-умирать», как вдруг в комнату влетел Сакий, не успевший отойти так уж далеко:
— Ваше Превосходительство!!! Ваше Превосходительство!
Страж бешено вращал глазами, и Давид понял, что это значило.
— Она уже здесь? — обреченно спросил он.
— Собственной персоной.
Давид содрогнулся. Вот именно этого-то и стоило бояться больше, чем страшного суда и низвержения в Ад. И даже больше Вильгельма.
— Дай сюда воду, я не успел морально подготовиться!
Златокрылый вырывал у Охранника стакан. Симония влетела в тюремную камеру минутой позже. Щеки ее раскраснелась, а глаза метали молнии. При виде сестры начальника даже гигантский Страж затрясся, как лист и вжался в угол, пропуская ее.
— Давид! Как это понимать? Что произошло?
— Как понимать, как понимать. Я тебе обо всем написал, – заюлил Верховный Апостол. — Мы с ним опять... Эммм... Не поладили.
— Давид, я хочу поговорить с Вильгельмом. Где он? — Потребовала Симония, оглядываясь по сторонам и не находя своего сына рядом.
Давид встал так, чтобы загородить ей своей фигурой вид на обугленные простыни.
— С мальчиком поговорить. Видишь ли, это было бы весьма проблематично, – он кашлянул и добавил: — Проблематично прямо сейчас.
— Это почему еще, позволь узнать?