— Вильгельм, что ты делаешь? — чьи-то руки попытались оттащить его за плечи, но Вильгельм, собрав волю в кулак, махнул тяжелыми крыльями. Давид моментально отлетел от него на несколько метров.
— Отвали, Давид, — тяжело сказал Билл, — ты и так сделал все, что мог.
— Ты погибнешь, если будешь держаться за Амулет!
— Да будет так. Лучше уж я уйду за ним, как его Хранитель, чем останусь тут в полном бездействии!
Темнота становилась все непрогляднее, и стало уже тяжело дышать. Ангел буквально чувствовал, как его энергия уходит сквозь кончики пальцев, покидая тело. Ему было не жалко своей жизни и не страшно, если она вдруг прервется. Ему хотелось бы, чтобы при этом Том остался жить.
Юный Хранитель встал на колени рядом с человеком. На лбу его выступила испарина, и казалось, будто на самом деле он пробежал Олимпийскую дистанцию. Хранитель мог только надеяться, что его план сработает. Если Амулет возьмет по чуть-чуть от них обоих, если ему хватит этой энергии...
— Вильгельм! — Давид сделал попытку подойти к племяннику, но тот уже не отозвался.
Он застыл в коленопреклонённой позе, голова его склонилась к голове человека, а тонкие пальцы вцепились в цепочку на его запястье. Апостол смотрел, как племянник добровольно отдает свою жизнь. Он не знал, что толкало Ангела на этот поступок, однако с удивительной отчетливостью понял: он видел перед собой совсем не того Вильгельма, какого он знал еще совсем недавно. Не этот Ангел беззаботно и весело носился по всему Дворцу, нарочно летая там, где полеты строго-настрого запрещены, не он разрисовывал маркером портреты и не он так легко избавлялся от своей работы, сбрасывая пачками отчеты из окна. Теперь он принял на себя ответственность за жизнь одного мальчишки и, кажется, вознамерился следовать своему долгу до последнего выдоха.
Апостолы, все двенадцать, уже столпились вокруг, еле слышно переговариваясь и передавая уже законченные свитки друг другу. Они все видели эту сцену и никто из них не мог поверить в увиденное. Все они растерянно переглядывались между собой.
Билл из последних сил дотянулся до Тома, коснувшись его ладони.
— Я буду рядом с тобой, где бы ты ни находился, — прошептал он ему в ухо, не зная, дошли ли его слова до адресата. — Не уходи от меня!
Рука Тома сделала последний росчерк и остановилась в центре листа, поставив жирную точку.
Вакуум сомкнулся, и две фигуры абсолютно без сознания упали к ногам Апостолов. Темные волосы Билла разметались по полу, рука его безвольно опустилась рядом. Вторая его рука намертво вцепилась в ладонь смертного, который тоже сполз со стула, приземлившись рядом со своим Хранителем, головой на его грудь. Глаза их были плотно закрыты.
Давид в ужасе обвел всех взглядом присутствующих. В Канцелярии воцарилась мертвецкая тишина.
====== Глава 37. Два пути. ======
I’ll be there, hold on – I’ll save you somehow
So where are you now?
I’ll reach you by dawn, before you disappear – The one thing I fear
The fallen angels arrive, let them know
That it’s the pain that makes us all human after all
All I see is a dream out of reach
Our fragile precious world – They’ll discard it and rise to the call
(AmaLee — X.U)
Поначалу Том не понял, где находится. Неожиданно он оказался совершенно один в непроглядной темноте, бредя в ней на ощупь и слепо тыкаясь в неизвестном направлении. Он пошел направо, но оказалось, что его пальцы наткнулись на что-то твердое и холодное, шершавое, как кирпич. Юный смертный с удивлением вгляделся в непроглядную темень, но ему было совершенно не видно ничего дальше кончика собственного носа.
Он свернул налево, но и там его пальцы наткнулись на такую же стенку. Расставив руки, Том дотянулся до противоположных поверхностей. Это оказался узкий... коридор?
— Хм. Очень странно. Где это я? — удивленно произнес он вслух.
Ответа, разумеется, не последовало. Пространство напоминало туннель шириной не более полутора метров. Тут было темно и странно, как-то пусто. Забавное ощущение сдавливало грудь, будто бы вокруг нет воздуха, словно теперь он вообще не нужен. Том чувствовал себя легко и приятно, как будто бы покинул собственное тело, у него больше не было ни рук, ни ног, ни туловища. Он просто существовал неизвестно где, неизвестно как, а неведомая сила, что привела его сюда, оставила его одного перед каким-то выбором.
Подумав с минуту, Том обернулся и сделал несмелый шаг вперед. Преграды не оказалось. Он выставил перед собой руки и продолжал шагать в темноте, слепо, как котенок. Ему вдруг жутко захотелось узнать, что же будет там, когда он дойдет до конца? И настанет ли он вообще, этот конец? Он снова с сомнением повернулся назад. А может, ему не нужно туда? Может, нужно повернуть и проверить, что осталось там, откуда он, возможно, пришел?
Нерешительность захлестнула юного смертного, заставив его остановиться. Вперед или назад? Выбор, сделать который оказалось не так-то просто хотя бы потому, что Том мало представлял, где он вообще находился, и что за этим выбором последует. Он хотел бы знать, что это за место?
Вот бы найти кого-то и спросить дорогу.
Вдруг до ушей молодого человека отчетливо донесся запах и шум плещущейся воды. Он звучал издали, едва различимо, но Том все равно насторожился. Что это? Река? Слух его обострился до предела. Теплый ветерок подул на Тома с той стороны, и он, не колеблясь больше ни минуты, все же двинулся вперед. Если там вода, может, станет понятно, куда идти дальше?
Теперь Том шел уверенно, больше не выставляя руки вперед. Он почему-то знал, что не встретит препятствий, а его путь абсолютно свободен. Он оказался отдан лишь своей воле, и ускорял шаг, слыша, как плеск реки становится ближе. Его нос уже мог уловить чудесный свежий запах влажного ветра, и спутать его с чем-то еще Том не мог. Ощущение безумной легкости и уверенности в том, что все правильно, накатывало с каждым шагом. Ноги парня передвигались сами собой, легонько касаясь земли. Похоже на ощущение полета!
Почему так хотелось скорее увидеть реку? Этого Том не знал, однако уверился, что он должен это сделать. Там его ждали ответы на вопросы, там находилось что-то неожиданное и приятное!
Внезапно кто-то включил свет.
Том зажмурился и резко остановился. Перед глазами его затанцевали зеленые кружочки. Он совершенно не ожидал ничего подобного, темнота отступила слишком быстро, чтобы он успел что-то сообразить.
— Эй, — возмутился он. — Что происходит?
В рамках эксперимента юный смертный приоткрыл одно веко. Теперь вокруг воцарился белый день. Немного привыкнув, Том перевел взгляд вниз. Под ногами его стелилась мягкая зеленая травка, и он стоял на ней, приминая стебли подошвами белых кроссовок. Том не припомнил, как был одет до того, как попал сюда, и удивленно осмотрел себя с ног до головы. Все абсолютно белое, словно в больнице. Он хмыкнул и проследил взглядом за яркой бабочкой, которая вспорхнула из-под его ног и воспарила куда-то ввысь. Том тоже поднял глаза, глядя на ее трепещущие оранжевые крылышки.
— Все это очень странно, — он поправил свою новую белую кепку. — Даже более странно, чем когда вокруг стояла тьма.
Сейчас тьма расступилась, и на смену ей пришел... День? Утро? Том не понимал, что это такое. Он словно оказался посередине белого листа бумаги, словно кто-то в спешке нарисовал его в самом центре, окружив травой и бабочками.
— Кажется, мне нужно в ту сторону, — неуверенно заметил парень, повернув на шум.
Ему стало сложно ориентироваться теперь, когда вокруг, куда ни глянь, простиралось одно и то же: нечто белое, похожее на сливки, но звук реки направлял его, и Том сделал еще несколько уверенных шагов вперед. Ощущение, предвкушение чего-то необычного заполняло его целиком, ему хотелось побыстрее увидеть неизведанное и неведомое ему, тайное место. Непроницаемая пелена оставалось такой же густой. Один раз Тому пришлось остановиться, потому что ему показалось, будто он потерял дорогу, но потом свежее дыхание стало доноситься отчетливее.
Под ногами не было даже дороги, путь не изгибался, и идти приходилось только по своим ощущениям. Через какое-то время Том готов был поклясться, что рассмотрел отблески воды, лишь на секунду появившиеся в отдалении, в белом мареве. До него вдруг с ужасающей отчетливостью дошло, что то, что окружало его, было на самом деле туманом, таким плотным и белым, как сливки. Через него не было видно дальше кончика собственного носа.