Он моргнул, забывшись ровно на секунду, но когда открыл глаза, перед ним стоял уже не Рафаэль, это был Билл. Он улыбнулся Тому своей солнечной улыбкой, которая лучиками разошлась около его глаз цвета горячего шоколада. Том судорожно вздохнул, делая один шаг назад. Этого не могло происходить на самом деле, он знал, что Билл остался далеко, за много миль, за облаками, так далеко, что достать его теперь нельзя ни по телефону, просто набрав несколько заветных цифр, ни купив билет на самолет. Наверное, теперь он дальше самих звезд.
Однако видение уже расплывалось в нечеткой дымке солнечного марева. Билл протянул руку и коснулся лба Тома, успокаивая этим прикосновением его несущиеся мысли. Том хотел что-то сказать своему Ангелу, но слова застряли в горле на полпути, натолкнувшись на ужасный ком. Том совершенно не мог двинуться, пошевелить ногой или рукой. Ладонь казалась прохладной, и парень с дредами больше всего хотел вцепиться в нее, прижаться к ней щекой, сделать хоть что-нибудь, чтобы задержать это видение. Он хотел, чтобы оно стало настоящим, и жалел, что это невозможно.
Через какую-то секунду видение начало уплывать от него, медленно искажаясь в тумане.
Наверное, это было «Прощай». Он больше не вернется.
Том крепко зажмурил глаза, стараясь подавить импульсивный всхлип. Иногда ветер перемен слишком сильно бьет по лицу, оставляя после себя жжение на коже, и все, что остается в таких случаях — жить в отражении того, что было и безвозвратно прошло. Вряд ли в этой ситуации осталась открытая дверь и надежда на возвращение.
Тому перестало хватать воздуха, и когда он открыл глаза, он увидел лишь залитую светом комнату, разбросанные вещи, двух своих друзей. Георг и Густав стояли рядом с ним, непонимающе глядя друг на друга. Том тоже с удивлением смотрел на них, потом на разбитое окно в своей комнате, в которое врывались порывы весеннего ветерка. Он не помнил ровным счетом ничего — ни как просыпался с утра, ни как Георг и Густ оказались рядом. Он просто тупо моргал, будто выныривая из какого-то сна. Солнечное утро… Его друзья рядом. Все как всегда, на своих местах.
— Ээээ… — протянул Георг, переводя взгляд с одного своего друга на другого. — Что за…
Мысль формировалась в его голове с трудом. Это было видно по всему, по выражению его лица, по тому, как озадаченно сдвинулись его брови к переносице.
— Что на тебе надето, чувак? — спросил он, окидывая Тома взглядом снизу вверх. — Тебе теперь только в дачники-любители на грядках раком ковыряться, ой не могу!
Речь его дала сбой, поскольку, сказав это, басист рассмеялся.
Том посмотрел на себя, обернувшись в большое зеркало в двери шкафа. Увидь он такого типа где-нибудь в темном переулке, упал бы от страха к чертовой матери.
— Бля, я понятия не имею, что это за шмотки, — страшным шепотом отозвался он.
— Каулитц, чем ты занимался в своей комнате, что она выглядит так? — подключился теперь уже Густав.
Том с трудом оторвал взгляд от своей небритой, помятой физиономии.
— Бля, да не знаю я! — паникуя все сильнее, повторил он.
Трое друзей озадаченно встретились взглядом с его отражением.
— Поставим вопрос так. Кто помнит хоть что-нибудь? — разумно перефразировал Густав.
Никто не ответил.
— Блин. Что за хуйня, — озадаченно пробормотал Георг.
— У меня жбан раскалывается, — пожаловался Том. — Это все твои проделки, Листинг!
Юный гитарист страдальчески прислонился лбом к прохладному зеркалу.
— Как пить дать, опять твои наркотические происки!
— А чего я-то сразу, Каулитц! — взвился басист.
— А ты вспомни, как ты один раз напичкал нас наркотой, и мы разнесли пол-клуба!
Лицо Георга снова приняло задумчивое выражение. Такое он помнил. Внезапно он резко сорвался с места. Лицо его приобрело паническое выражение.
— Точно он! Гляди, вспомнил что-то! — Том кинулся за ним. Густав пожал плечами и, не найдя ничего умнее, тоже поплелся вслед за друзьями. Выскочив в коридор, первое, что Том углядел — белые дорожки возле всех порогов и дверей.
— Это что, кокс? — он пришел в ужас от собственной догадки.
Георг торчал из тумбочки, в агонии выкидывая из нее пары обуви — кроссовок, кед, в поисках чего-то, одного ему понятного.
— Откуда бы у нас столько денег? — резонно вопросил Густав.
— Нашел! — радостно воскликнул Георг, доставая пару своих самых старых и особенно драных ботинок. Он просунул внутрь руку и вытащил оттуда стельку.
— Все на месте! — чуть ли не разочарованно воскликнул басист, вытаскивая из ботинка пару бумажек по пятьсот евро.
— Ты хранишь бабки в ботинке? В каком-то драном тапке? — Том ничего не понимал.
— Блин, я думал, я все спустил. Что еще тут можно подумать? Вы посмотрите, в каком состоянии квартира! Нас ограбили! — Георг грустно посмотрел на шуршащие бумажки в своей руке, которые сломали всю его стройную детективную теорию. — Ну... Почти ограбили.
— Твою мать, я думал, ты реально что-то вспомнил! — Том гневно округлил глаза. — Листинг, напряги мозг, кому нужно рыться в старой обуви? Моя гитара и та дороже стоит!
Георг зло засунул деньги обратно под стельку, забросив башмак обратно.
— Ну тогда я вообще не знаю. Давайте позовем полицию!
— На каком основании? — поинтересовался Густав.
— На основании того, что у нас вся квартира напоминает притон!
— Ну и чья это вина?
Барабанщики и басист напряженно переглянулись. Том осторожно присел на корточки и коснулся белой дорожки, поднося пальцы к носу.
— Соль? — глаза его округлились. — Вы как хотите чуваки, а я считаю, что звонить нам надо не в полицию. А в скорую.
В коридоре повисло молчание, к сожалению, согласное. Это все было очень и очень странно. Порыв легкого весеннего ветра, налетевший из разбитого окна, ворвался в коридор, лаская кожу своими невесомыми порывами, и рука Тома покрылась мурашками. Он потер это место другой рукой и отчего-то поежился. Хотя он и не помнил ничего, загадочное ощущение возникло у него под лопаткой, как будто… Он перевел взгляд на лежащее на полу черное перышко, оброненное какой-то птицей. Откуда оно тут взялось?
— Я считаю, нам надо пожрать! — Георг перебил его мыслительный процесс своими меркантильными жизненными целями. — Может, всплывет чего?
С этими словами он поднялся и последовал в кухню, увлекая за собой недоумевающего Густава. Том был вынужден согласиться. Напоследок обернувшись на разбитое окно, он вышел следом за друзьями. Странное чувство поселилось в его душе, но пока он не мог понять, что оно значило.
— Чуваки, я вас на кухне потом догоню, ладно? — он осмотрел себя со всех сторон. — Мне надо в душ.
I’m on the outside, looking in
What do I see?
So much of this left to begin
Where would I be?
It’s in your mind
It’s in your eyes
So it’s goodbye again
It’s way past time
For one last try
So it’s goodbye again. Goodbye again.
(Vertical Horizon — Goodbye Again)
Том стоял под душем, смывая с себя странные запахи, пропитавшие его кожу, и в который раз клялся себе, что больше не возьмет в рот ни капли алкоголя. Ну, по крайней мере, в ближайшее время. Он уже много раз давал себе подобные обещания, просыпаясь на утро безголовым всадником, и каждый раз снова нарушал их, жестоко расплачиваясь за это потом. И вот сейчас опять настала стадия пылких обещаний отречься от бутылки и праздного образа жизни и встать на путь праведный. Ему было сейчас так плохо, что он хотел повеситься. Может, стоило еще, чисто для проформы, перестать разговаривать с Георгом пару дней, чисто на всякий случай, потому что подобные приступы амнезии, как правило, нередко оказывались связаны именно с ним, но сейчас Том отложил эту вторичную мысль.
Он с наслаждением оперся двумя руками о кафельную стенку, просто стоя под успокаивающими струями теплого душа, и позволяя каплям стекать по коже и оставлять приятные щекочущие дорожки. Он закрыл глаза. Почему его дреды, его одежда пахла серой? Чем-то кислым, чем-то сладким, чем-то пыльным, и еще медом? Он никак не мог сопоставить эти вопросы с ответами, которых просто не находилось.