Настроение отчего-то упало.
Том не верил в пророческий талант и не думал, что именно сегодня тот самый день, когда звезды, наконец, встанут правильно, и все пойдет так, как надо. Он грустно отхлебнул кофе и зажег сигарету, с наслаждением сделав затяжку и чувствуя, как дым наполняет его легкие приятной горечью.
— Георг, а где, кстати, твоя тачка? — Том заметил отсутствие машины, когда заглянул в окно. На привычном месте парковки стоял какой-то непонятный, синего цвета мини-вэн. Рядом с ним, во дворике, возникло гигантское, обугленное черное пятно огромного размера, как будто в этом месте приземлялся метеорит. Том не припомнил, чтобы видел его тут раньше.
Георг выпрямился.
— Я не помню, — некоторое время покопавшись в своей памяти застонал он. — А где моя машина? — жалобно спросил он, оборачиваясь уже к Густаву.
Друг наморщил лоб и честно попытался дать ответ на этот вопрос, но память снова подводила его. Промаявшись попытками вспомнить, он просто пожал плечами.
— Я не помню, Георг.
— Прекрасно, еще и тачку проебали, — Георг моментально сник.
— Ну вот где тачка, там можно искать начало всех наших приключений. Я подозреваю, что она стоит у клуба, наверняка мы если и бухали, то где-то там, — ободряюще заметил Том. — Но это значит, что твоя задача поиска немного усложнится и, возможно, придется тебе снова залезть в свою заначку в ботинке и раскошелиться на такси.
— Да иди ты на хуй, Каулитц, — разозлился басист. Он больше не сказал Тому ни слова, в расстройстве кинув посуду в раковину.
Том пожал плечами и снова отвернулся в окно. Ему разбираться с другом не хотелось. Он болезненно поморщился и посмотрел на вступающую в свои права весну, на то, как солнце выгоняет всех людей на улицы — в их внутреннем дворике кишмя кишела детвора, родители, хозяева со своими собаками.
Звон детских велосипедных звонков и лужи, слепящее солнце. Жизнь, такая яркая и радостная, начиналась снова, с уходом зимы. Скоро зазеленеет трава, потеплеет, люди скинут многие слои одежды и переоденутся в майки. Начнется новая жизнь и новая весна…
А что было для него, Тома, в этой бурной жизни? Он посмотрел в стекло на свое отражение, еле заметным призраком висящее на уровне его носа. Поймав взгляд карих глаз, на какую-то секунду он подумал, что кто-то другой внимательно смотрит на него с той стороны жизни и с той стороны весны. Кто-то, кто будто бы ждал его там, стоило только протянуть руку. И Том протянул ее, дотронувшись до своего отражения. Большое серебристое кольцо, которое он почему-то так и не снял, звякнуло об стекло. Неведение доставало, а раздражение нарастало с каждой минутой все больше и больше, и Том совершенно не мог себе объяснить эту тревогу и беспокойство. У него сосало под ложечкой безо всякой на то видимой причины, будто организм подавал сигналы, которых его обладатель не понимал.
Том уныло потянулся к пачке сигарет и, поковырявшись в ней, достал одну штуку. Колесико его зажигалки щелкнуло. Он задымил.
— Надеюсь, наше веселье хотя бы стоило того, — пробормотал он себе под нос, рассматривая спешащий куда-то мир внизу.
Как странно… Вроде бы ничего не меняется с каждым днем, а когда вдруг посмотришь назад, все начинает казаться другим. Тому сейчас тоже все казалось другим, таким же серым, перевернутым вверх ногами и странным. И если бы только можно было так легко определить, в чем тут загадка...
====== Глава 41. Совет. ======
Билл вынырнул из темноты, в которую погрузился так внезапно. Пробуждение на этот раз совершенно не доставило ему никакой радости, ведь в своем сне он пребывал в замечательном месте, там, где и хотел бы сейчас находиться.
Как наяву он видел перед глазами пол в комнате Тома, обои, кровать и кушетку, большое окно, шкаф со скомканной в нем одеждой. Все точно так, как он и запомнил, сохранил в своей памяти с того самого последнего раза, когда они все еще были вместе, когда под его лопатками чувствовались прохладные доски пола, а сверху — тяжесть горячего тела, прижимающегося сверху. Это ощущалась так правильно и приятно, а все вокруг было такое знакомое и родное, что Билл слегка застонал во сне. Руки его помимо воли вцепились в поверхность, на которой он лежал. Что-то мягкое. Одеяло?
Он хотел открыть глаза и снова увидеть солнечных зайчиков, пляшущих на обоях той комнаты. Ему хотелось, чтобы с негромким скрипом вдруг открылась дверь, и Том зашел, неся в руке тарелку с бутербродами и пару чашек с чаем.
С горечью Билл ощущал, что это не могло стать правдой, это место теперь находилось далеко от него, как и тот, кому оно принадлежало. Оно осталось в другом мире, там, куда путь теперь был закрыт, возможно, ненадолго, а, возможно, и навсегда.
Ангел тихо застонал. Воспоминания заставляли его скучать по человеку так нестерпимо сильно, что тело сводила физически ощутимая судорога.
Он лишь надеялся, что Тому будет теперь хорошо и спокойно там, дома. Лишь бы он не мучился воспоминаниями.
Юный Ангел чувствовал, что кто-то прижимает его к горизонтальной поверхности, удерживая за плечи и заставляет оставаться на одном месте. Во рту возник привкус какой-то горькой гадости. Наверное, лекарство?
С трудом глотая все, что ему давали, Вильгельм не отплевывался и не давился. Чья-то рука гладила его по голове. Эти прикосновения были заботливые.
Собравшись с мыслями, юный Хранитель слегка приоткрыл веко и тут же с ужасом понял, что на него выплывают знакомые светлые стены, золотые финтифлюшки, цветочки и вазочки, которые он определенно уже где-то видел прямо сегодня.
Он узнал это место.
— Том… — Ангел с трудом поднял голову, стараясь увидеть лица, которые склонились над ним. Все они расплывались в неопознанные, смешанные пятна, одинаково безликие, как будто кто-то в спешке стер с них всю краску, размазав губкой их черты.
— Малыш, его здесь нет… Его забрали, — Билл узнал этот голос справа, он принадлежал его маме, которая сейчас обеспокоенно наклонилась над своим бледным сыном. — Ты был в обмороке некоторое время, только что пришел в себя.
Билл с трудом попытался подползти повыше по кровати и принять сидячее положение, но тут же был остановлен рукой слева. Приглядевшись, он узнал в этом пятне рыжеволосую медсестру из медпункта. Сейчас она с явным недовольством снова порхала над ним, пытаясь привести в чувство.
— Я… расторг нашу с ним связь Хранителя и подопечного, мам, — тяжело дыша, пояснил Билл.
Рука Симонии взлетела к лицу.
— Что? — голос ее резко пошел вверх. — Но ведь в таком случае для тебя это будет чувствоваться точно так же, как потерять своего подопечного! Ты начнешь умирать очень быстро!
— А разве я еще не потерял его? — Билл закрыл глаза. Яркий свет бил по его зрачкам, раздражая своим морганием. — Давид все равно не отпустит меня. Ты знаешь, что он мечтает со мной поквитаться. Пусть лучше так. Я не выживу и не хочу так жить... — он сухо закашлялся.
Глаза Симонии расширялись.
— Что такое ты говоришь, Вильгельм?
— Какие ты еще видишь варианты? — сын улыбнулся ей полусумасшедшей улыбкой и откинул голову назад. Говорить ему было все труднее и труднее.
Он выполнил свое предназначение, смог отвести от смертного все неприятности и отправить его домой в целости и сохранности, а это для Ангела было самое главное.
Симония, которая в момент стала такая же белая, как ее сын, осознавала, что сказанное им — правда.
— Вы сможете с этим что-нибудь сделать? — она схватила за рукав девушку-медсестру.
Та лишь покачала головой, печально поджав губы.
— Сожалею, если бы смертный находился рядом — может быть, мы бы ослабили заклинание. Но сейчас все, что мы можем, лишь продлить его жизнь, ненадолго, хоть это и будут одни сплошные мучения. Обряд — очень мощная штука, он отнимает жизнь Ангела и вернуть его может только он сам, снова повторив клятву. Сейчас он сможет ходить, я относительно привела его в чувство, но ему станет лишь хуже со временем. Я сожалею.