Пауза немного затянулась. Все, как один, смотрели на Давида.
— А чего вы на меня-то все уставились? — возмутился его Превосходительство, поняв через секунду, что все лица обращены к нему. — Я, что ли, должен это решать один?
— Совет нельзя больше откладывать! Мы не можем принести сюда смертного. И наоборот, сослать Вильгельма на землю, — не очень уверенно прошептал Артемий.
Давид открывал и закрывал рот, силясь выжать хоть что-нибудь умное, но спасение пришло к нему само, неожиданно и совсем не оттуда, откуда он ожидал.
За спинами собравшихся, никем незамеченный в пылу горячих дебатов, вырос виновник спора. Пошатываясь, как пьяный, юный Ангел держался за стену и шел с большим трудом.
— Мам. Не надо, пожалуйста, — потусторонним голосом пробормотал он, — я пришел и готов выслушать все, что они мне скажут.
Теперь все, как по команде, повернулись в его сторону. Двенадцать пар глаз расширились от удивления и ужаса, при виде этого черного, растрепанного существа, больше похожего на тень, чем на Ангела.
— В-в-вильгельм? Ты, по последним данным, собрался умирать в больничном крыле. Как уже традиционно повелось, — невпопад изрек Давид.
Вильгельм зашел в Зал и привалился к стене.
— Билл, стой! Нет! — Симония подбежала к сыну и едва успела поддержать его под локоть, чтобы он не упал. — Совет будет перенесен. Мы уже все решили!
— Мам, не надо, я не хочу. Я могу присутствовать. Я хочу, чтобы это уже кончилось быстрее, — тихо прошептал он, позволяя ей отвести себя к стулу. — Пусть творят со мной, что хотят.
— Малыш, тебе нужно лежать в постели, ты слабеешь с каждой секундой, тебе нельзя сейчас терпеть никакие встряски!
По безжизненному взгляду, направленному в пол, Симония поняла, что сражаться с сыном сейчас бесполезно. Он был болезненно равнодушен, почти как холодная и непробиваемая стена. В считанные секунды он превратился из живого, красивого Ангела в угасающую полуденную тень.
Апостолы смотрели на него с вящим трепетом, как на Всевышнего, неожиданно явившего им свой лик. Разве только от Всевышнего они не стали бы отодвигаться подальше сверля его подозрительными боязливыми взглядами. Симония не решалась отпустить сына или отойти от него подальше, она встала по правую руку, с беспокойством склонившись над своим мальчиком.
— Мам, я правда в порядке, — он улыбнулся ей болезненной и натянутой улыбкой, говорящей о чем угодно, но только не об этом.
В своих мыслях Билл сейчас находился не здесь. Он видел лица Апостолов как размытые пятна.
Опасливо косясь на сестру, Давид протиснулся мимо нее к своему креслу. Теперь, когда Вильгельм все-таки пришел сам, стоило решать все вопросы как можно быстрее.
Давид все не переставал удивляться, как его родственникам удается так ловко манипулировать решениями членов Совета. Вильгельм перетягивал одеяло в свою сторону даже в таких случаях, где он был кругом неправ. Его следовало осудить по всей справедливости закона, как и любого нарушителя, но вместо этого Апостолы дрожали перед ним губой, искренне ему сопереживали и не знали, что делать с каким-то мальчишкой. И как работать в таких условиях?
— Давайте хотя бы попробуем разрешить конфликт? — Давид прозвонил в звоночек, возвещающий о начале встречи.
Апостолы, крайне воодушевившиеся этим фактом, довольно расшумелись, переговариваясь вполголоса и шепчась о чем-то своем. Они иногда поглядывали на Вильгельма, то сверяясь со своими записями, то снова нашептывая что-то на ухо соседям.
— Я прошу тишины, — Давид поднял руку.
В Зале моментально стало тихо. Шепот и шорохи смолкли.
— Так уж вышло, по определенному стечению обстоятельств, что нам с вами пришлось созывать собрание аж два раза. И все же, у нас с вами все еще остались некоторые нерешенные вопросы. Начнем, пожалуй, с радостной вести, — Давид прокашлялся, делая театральную паузу, как будто бы это все еще было сюрпризом для кого-то. Димитрий и Артемий уныло переглянулись.
— Итак, все мы знаем — Пророчество наконец-то совершилось! — торжественно провозгласил Златокрылый, выдавливая из себя некое подобие улыбки.
Апостолы в Зале наградили комментарий радостными возгласами. Секретари бодро скрипели своими перышками, записывая все, что произносилось, птички весело щебетали в клетке, солнечные лучи проникали в помещение сквозь разбитое Михаэлем окно. Давид снова уныло скосил глаза на племянника.
— Это была нелегкая борьба, из которой не все мы вышли без потерь. Но теперь самая сложная часть, наконец, позади!
Билл отнял руку от лица. На фразе про потери он посмотрел на любимого дядю так что тот даже спиной почувствовал, как ему между лопаток вкручивается острый клинок направленного на него бешеного взгляда.
— Но тем не менее, мы выиграли эту войну с блеском! — быстренько завернул Давид. — Однако, повод нашего собрания сегодня немного другой.
Начальник достал платочек пару раз коснулся им резко взмокшего лба.
— Сейчас свитки отданы Пророкам, и они будут заниматься трактовкой этого послания, ибо происхождение языка, на котором написано Пророчество, никому, кроме них, не известно. Надеюсь, что у них уйдут на это не столетия, — он как-то странно хихикнул, отпустив весьма занятную, на его взгляд, шутку.
Все в зале молчали с каменными лицами. Давид все-таки взял себя в руки и попытался заставить себя перейти к делу.
— Билл, я попрошу тебя подняться.
Ангел с трудом встал и выпрямился во весь свой немалый рост. Его крылья были сложены за спиной. Он опустил голову, напоминая теперь мраморное изваяние.
— Мы все уже слышали эту историю из уст моего племянника, и я не стану просить его повторять. Все мы с вами знаем, что ситуация весьма сложная. Билл сознался в том, что общался с Демонами, проводя их на территорию Рая тогда, как это строжайше запрещено.
— Мы уже это обсуждали и выяснили, что я никого и никуда не проводил. Дария сама знала дорогу, о чем честно и сказала тебе во время нашего разговора. И если бы она не знала, хрен бы ты достал Амулет.
Симония предостерегающе дернула сына за руку, не желая, чтобы его выпады снова накалили атмосферу. Давид сжал челюсти.
— Хорошо. Общался с Демонами, — Апостол делал над собой видимое усилие, чтобы сказать то, что он собирался. — Стоит, однако же, учитывать, что именно благодаря Вильгельму найден хранитель Амулета и пророчество вернулось на территорию Рая. В итоге всего этого, — язык его никак не мог повернуться, чтобы произнести следующую фразу, — если бы не Вильгельм, вся эта ситуация кончилась бы гораздо плачевнее. Для всех нас.
Симония скрестила руки на груди. Начало ей нравилось.
— Прошу так же учесть, что Вильгельм понес в этой борьбе серьезные травмы, чуть не погиб, а так же спас одну человеческую жизнь, — Давид низко опустил голову. Слова давались ему очень нелегко.
Губы Симонии искривились в нервной улыбке. Чтобы воззвать к совести брата, она потратила немало сил. Неужели это случилось? Как бы то ни было, Давид стоял сейчас, не поворачиваясь к ним с Биллом, золотые крылья нервно подрагивали от напряжения.
— Он повел себя в этой ситуации вполне достойно… как… как… — Давид снова промокнул платочком лоб. — Как это сделал бы на его месте любой Страж-хранитель, достойный своего звания.
Билл удивленно покосился на дядю. На секунду он даже забыл о своем состоянии. По правде, план Дарии казался ему нереальным, он не думал, что сможет вразумить Верховного, но тот сейчас полностью опровергал эту теорию.
— Всем нам уже известно, что для подобных случаев у нас даже нет законов, которые могли бы помочь нам решить судьбу обвиняемого. А потому, прошу вынести камни. Нам нужно приступить к процессу голосования.
И снова Апостолы зароптали в ожидании, советуясь друг с другом и поглядывая на младшего Ангела. Секретарь поспешно вышла из зала и вернулась в него с небольшой корзинкой, накрытой красивой белоснежной тканью с золотистой каймой.
Это был древний способ, возникший еще до появления написанных законов. Как правило, если решение не могло быть принято под руководством правил, в дело вступала система, старая как мир. Секретарь осторожно передала Давиду корзинку. В ней лежало двенадцать белых и двенадцать черных, равномерно круглых камушков, и все, что было нужно теперь, лишь передать корзинку остальным Апостолам. Давид водрузил ее в центр стола.