Том поперхнулся.
— Мой кто? — он вытарщился на Нейта так, словно его посетила еще одна галлюцинация.
— Ну это уж тебе виднее, кто, чувак, — фыркнул Нейт. — Я рассказываю только то, что видел, откуда ж мне знать подробности. Ты стоял за его спиной и улыбался, со всем согласный.
— Ешкин башмак, — застонал Том. — Чем дальше в лес...
— Слушай. У меня так было один раз, в юности. Проснулся в каком-то лесу, нихера не помню, из одежды только одни шорты, на два размера больше, чем надо. Ни денег, ни телефона при себе. Только бутылки рядом валяются… Оказалось приятели прикололись, выкинули на ходу из машины, сами укатили обратно домой. Сейчас со смехом вспоминаю, а тогда готов был убить гадов. Может, и тут что-то типа такого? Все образуется, не парься ты! Обычно все самые большие загадки лежат на поверхности, — он подмигнул Тому.
— Да, конечно, все образуется. Все образуется, — Том начал усиленно полировать стойку, затем схватил свои сигареты и поспешно вылетел прочь. Курить.
Он вышел из подсобки, прикрыв за собой дверь. Сейчас, к счастью, даже персонала тут не было, и парень обессиленно сполз по стенке, садясь прямо на пятую точку. Он не обращал внимания на то, что асфальт холодный и мокрый. Черные сумерки окутывали город, и Том радовался, что хотя бы на улице прохладно. Он как следует затянулся, с наслаждением пропуская дым через легкие.
Ужасный день. К сожалению, он еще не кончился, оставалось еще целых три часа и выход с гитарой к публике.
После разговора с Нейтом все стало еще запутаннее, Том никак не понимал, кто этот неведомый Билл, почему вся квартира разгромлена в хлам, и что вообще случилось.
Кто бы этот пропавший солист ни был, его требовалось срочно отыскать. Неизвестно как, неизвестно где, но Том твердо решил для себя, что чисто из принципа вытрясет все души, которые могли хоть как-то помочь в этом деле. А может, тот парень сам вернется? Почему он вообще свалил? У Тома находилось мало идей о том, с чего начать поиски.
Парень устало привалился головой о кирпичную стенку. Он был удивительно вымотан эмоционально и физически.
Яркие звездочки, как светлячки, горели над его головой, прилипнув к темно-синему, почти черному покрывалу ночного небосклона. Они весело подмигивали Тому, словно хотели что-то сказать, подсказать нечто явное, чего он сам не замечал. Разгадка настойчиво ускользала прямо из-под носа.
«Все самые большие загадки лежат на поверхности» — повторил про себя Том слова Нейта.
Он поднял руку и посмотрел на свое кольцо. Уже привычное ощущение кольнуло где-то в глубине души. Он должен был помнить что-то. Только вот что?
====== Глава 43. Дисциплинарное наказание. ======
Большой Зал постепенно пустел. Апостолы переговаривались и бросали взгляды на темноволосую фигурку с опущенной головой, так и сидящую в кресле в конце зала. Покидающие помещение не сказали Вильгельму ни единого слова — будь то доброе напутствие или порицание.
Для них все было кончено.
Высокие слуги Всевышнего с золотыми крыльями тихо перешептывались между собой, но Биллу было все равно. Он понимал лишь одно: ему придется принять вердикт Верховного Апостола, даже если это разорвет его изнутри.
Похоже, их с Томом история все же подошла к своему завершению.
Разговоры смолкли в отдалении, шаги плавно стихли за дверью.
Билл не поднимал лицо в ответ на колючие взгляды, сцепляя пальцы на своих коленях что было сил.
Постепенно, кроме него с Симонией, в Зале не осталось никого. Вокруг валялись разбросанные бумажки, куски свитков и перьев. Бокалы с водой так и остались стоять на столах, пустые или наполовину полные, а райские птички больше не пели, потому что клетка, где они находились раньше, стояла теперь раскрытая какой-то шаловливой Апостольской ручонкой. Совет так спешил очистить помещение, чтобы отпраздновать победу, что кавардак, оставшийся после них, напоминал скорее о ядерной зиме, чем о красивом и некогда приличном месте официальных сборов.
Весь Рай облегченно и радостно переговаривался снаружи, как будто ничего и не случилось, как будто не было всей этой кошмарной каши, которую они заварили тысячелетие назад и смогли расхлебать только теперь. Все остались довольны и счастливы тем фактом, что ситуация разрешилась так легко, а они могли снова вернуться к своим обязанностям, к своим бумажкам и отчетам, к своей беготне. Вернуться к «нормальной» жизни.
Они очень скоро забыли про минувшие месяцы угрюмого и напряженного молчания, и, конечно, они даже не думали про того, кому были обязаны всем этим.
Симония посмотрела в окно. Небо было заполнено крыльями-белыми, серыми, серебристыми, золотистыми… Казалось, будто Рай сошел с ума. Ангелы, Серафимы, купидоны, радостно взмывали в воздух, наполняя его блаженными песнями. Даже придворный учитель музыки — пожилой Ангел с дряблыми крылышками — резвился со всеми, оглашая окрестности трелями своей чудесной сладкоголосой арфы на расстояния и расстояния вокруг.
Вильгельм очнулся от ступора, услышав эти звуки, и с силой зажал уши ладонями. Для него этот праздник был совершенно чужим, и, хотя он понимал, что без его участия вся эта оголтелая стая вряд ли сейчас имела бы повод для торжества, его мутило только сильнее при мысли, что он обязан слушать их трели до конца своей жизни. В буквальном смысле.
— Малыш, теперь все будет хорошо, — Симония погладила его по голове, по рукам, расправляя его белую тунику. — Мы придумаем что-нибудь, чтобы тебя спасти, ты меня слышишь? Мы поговорим с Давидом...
Билл не очень верил своей матери.
— По-моему, он ясно дал понять — разговор окончен, — мрачно заметил юный Ангел. — Что еще ты хочешь от него услышать?
Мимо разбитого Михаэлем окна, с шумом распевая какие-то оперные арии, пронесся Апостол Исакий собственной персоной. Симония, обладающая уникальным музыкальным слухом, поморщилась от того, как кошмарно он фальшивил.
— Я хорошо знаю своего брата, — Симония сжала руку сына. — Он не стал оглашать твое наказание публично. Возможно, в этом твой шанс! Нам нужно к нему. Теперь, когда вся эта шумиха вокруг тебя стихла, нам осталось просто с ним поговорить и убедить его в том, что ты не сможешь быть тут. Ты попытаешься встать?
— Не думаю. Передай ему, что я преждевременно скончался от счастья. Чтоб он порадовался, можешь добавить, что мне было больно, и что на сей раз я не знаю, как вернуться назад.
Билл потер шумящую голову. Ему стало немного полегче, темнота чуть отступила, и он наслаждался этой минутой спокойствия.
— Что ты говоришь такое, болтун, — Симония укоризненно посмотрела на сына и потянула его за руку, заставляя подняться. — Между прочим, он все-таки опомнился, в конце концов, и ,если ты помнишь, то именно он встал на твою защиту!
Юный Ангел скривился.
— Мне все равно, опомнился он или нет, для этого уже немного поздно. Я не хочу здесь быть, и он это знал! Он знал, что я умру без Тома, потому что мы связаны клятвой. Он ненавидит меня и хочет моей смерти, затем и оставил меня тут! Он же знает, что заклятие необратимо в любом случае!
Симония замолчала, услышав его повышенную интонацию.
— Я не пойду к нему, в этом нет никакого смысла! — Вильгельм неожиданно встал. Он будто ожил на какую-то долю секунды, а в глазах его полыхнул нездоровый огонь. — Честно, лучше бы они решили просто стереть меня с лица земли. Это было бы куда быстрее.
— Не говори так, малыш. Лишь слабые ищут спасения в забвении. Ты не такой. Ты сильный! — Симония хотела взять своего сына за рукав туники, но он отошел на шаг назад.
— Я не сильный. Я был сильным, ради Тома. Но теперь его нет. И меня... Тоже скоро не станет.
Симония никогда еще не видела Вильгельма таким — обреченным и лишенным надежды. Совсем недавно он был храбрым Ангелом, лучащимся от счастья, но теперь он словно опустил руки.
А затем...
Прежде чем мама смогла его остановить, Вильгельм взмахнул гигантскими крыльями и вылетел через разбитое окно вон из зала. Он взмыл в голубое небо четкой стрелой и, не разбирая дороги, помчал прочь, прочь от Дворца. Рай станет его последним домом, эта единственная мысль догоняла его как стая демонов. Как бы он ни старался сбежать, как бы он ни хотел другой жизни, в итоге он все равно закончил в той же точке, с которой стартовал.