Билл слабо обнял мать в ответ. Он смотрел, как Дария за ее спиной очерчивает вокруг себя какой-то магический круг прямо на траве и роется в своей сумке, которая каким то чудом оставалась при ней все это время. Юный Ангел крепко зажмурился, решив про себя, что обязательно купит своей подруге что-нибудь очень красивое, когда вернется на Землю. У него еще будет на это масса времени, если все получится, как надо.
И еще он знал, что Симония — единственная, по кому он будет действительно скучать во время своего отсутствия.
— Я люблю тебя, мам, — тихо прошептал Вильгельм ей на ухо.
— И я тебя, малыш, — Симония крепче стиснула его в своих объятиях, — главное, будь счастлив.
И Билл был готов выполнять ее напутствие прямо с этого момента, потому что для него «никогда» все-таки медленно превращалось в «прямо сейчас».
====== Глава 44. Нет ничего невозможного ======
Через пару часов Том все еще думал о произошедшем.
Ему удалось скрыться от толпы и Нейта и спокойно убраться в подсобке, откуда он вынес перебитую посуду и мусор. Молодой человек решил, что не пойдет сегодня домой перед сменой, он боялся, что там неприятные мысли станут доставать его сильнее, к тому же, сегодня он играл в баре, а это значило, что с утра ему будет удобнее ехать в студию, если Петер, конечно, не запрет ее изнутри на засов.
Георг и Густав не соизволили больше звонить и проверять, жив ли еще их несчастный товарищ. Том не беспокоился за них — он уже понял, что по злой иронии только на него пришлась самая капитальная амнезия и постоянные галлюцинации в нагрузку.
Держа сигарету двумя пальцами и щуря глаз от дыма, он вышел из подсобки, таща за собой мешок с остатками бокалов. Еще чуть-чуть, и последствия небольшого инцидента в баре удастся полностью устранить. Совсем ничего страшного, просто неудачный день, такое больше не повторится. Том уже потихоньку начал расслабляться, когда вдруг внимательно смотрящий на него птичий глаз отвлек его от мирных размышлений.
От этой неожиданности юный бармен вздрогнул и отдернул руку. Он ошарашенно воззрился на птицу, которая сидела на крышке мусорного бака и нагло и, к тому же, изучающе таращилась на него. Один глаз ворона был прикрыт, но второй в это время бдительно вращался в глазнице.
— Ты еще кто? — Том в удивлении рассматривал пернатого.
Эта птица была явно не городской, она выглядела очень большой, намного крупнее любой среднестатистической особи, которую можно встретить в парках или сквериках. Перья его красиво поблескивали под фонарем.
— Ну-ка, кыш… — Том осторожно приблизился к черному кондору, желая согнать его с крышки бака.
Его питали искренние надежды, что этот тип не полезет в драку. Его клюв не внушал Тому никакого доверия. К счастью, ворон и не собирался двигаться в его направлении. Умный, чуть ли не человеческий взгляд, заставил Тома осмотреться. Он решил, что птица сейчас ответит на обиду вполне себе обыкновенной речью, но наглый ворон лишь изучал смертного ехидным взглядом секунд с тридцать, а затем хрипло каркнул и взмахнул огромными крыльями. Оставив мальчишке на прощание перо, ворон взмыл в темное небо города. Края мусорного пакета шевельнулись от взмаха его крыльев.
Том разглядывал ночную высь. Не отдавая себе отчета в своих действиях, он протянул руку и снял находку с крышки бачка. Точно такое же перо он нашел у себя на подоконнике. Подарочек так сильно напоминал ему о чем-то. Тому вдруг резко захотелось свалить из переулка, куда-нибудь, где у него не будет возможности встречаться вот с такими вот экспонатами.
Приложив руку козырьком, он посмотрел в небо, но пернатого уже и след простыл. Лишь электропровода покачивались на высоте, нарушая своим движением всеобщую тишину и неподвижность.
Бубня под нос о головной боли, странностях и возможном походе к врачу, Том побрел обратно в клуб. Он все еще вспоминал этот хитрый взгляд, направленный прямо на него. Но птицы не могли думать. Они не могли разговаривать, и, как следствие, иметь что-то в виду своими намеками. Или могли?
— Каулитц. Каулитц! — Георг уже с минуту стоял напротив друга, наблюдая за весьма занятным зрелищем.
Хмуро продолжая прерванный рабочий день и полируя барную стойку уже по третьему кругу, Том зациклился в собственном горе. Неудивительно, что когда в клуб пару часов спустя все же ввалились его друзья, он даже не отреагировал на их появление.
— КАУЛИТЦ! — Георг пощелкал пальцами перед его носом.
Том удивленно вскинул голову, с трудом сообразив, что кто-то его, оказывается, зовет. Перья, голубое небо, зеленая травка все это время кружились перед его внутренним взором и мешали сосредоточиться. Он потратил некоторое время, чтобы убедить себя — вороны не следят за людьми. Люди не просыпаются посреди комнаты, не помня, что они делали три дня до этого. У них не может быть беспричинной мигрени.
Том проделал бы еще больше работы над собой, если бы не вмешались друзья.
— Вы чего? — он вышел из своего печального состояния, прекращая надраивать несчастную поверхность, которая и без того уже блестела, как медный таз.
— Очнись. Нас обокрали! — Георг снял солнечные очки, которые за каким-то чертом носил даже в полутемном помещении. Он шлепнулся на табуретку напротив приятеля.
— Что? Нас еще и обокрали? — Том нахмурился, не понимая, что, собственно, пропало.
— Ты совсем? — Георг сочувственно уставился на него. — Это выражение есть такое. В заднице мы, короче! Господи, как же болит моя голова.
Друг понуро уронил свой подбородок на скрещенные на стойке руки.
— Плесни мне чего-нибудь, бармен. Я в печали.
Из-за его спины вынырнул Густав. Выражение его лица, как всегда, было чуть менее эмоциональным, и все же, включив своего внутреннего Капитана Очевидность, Том смог понять, что друзья его явно чем-то расстроены.
Георг был всегда не прочь нажраться, но когда он говорил таким тоном, хороших новостей не ожидалось.
— Конечно, никакого солиста вы не встретили и в помине, я прав? — скорее утверждая, заметил Том и поставил перед другом рюмку, плеснув ему туда коньяка.
Густав от предложения алкоголя отказался.
— Мы вообще пролетели по всем статьям. Ничего нет в этом городе. Ничего, ни в музыкальных школах. Ни на улице. Ни на форумах. Болт. Зеро. Конечная станция! — басист выхватил у Тома бутылку и налил себе сам, не осторожничая, как друг, по сто грамм, а сразу по самые края.
Том не казался даже на секунду удивленным.
— Если ты сейчас собираешься сказать «а я что я говорил», подумай хорошо, — посоветовал ему Густав, бросив на Георга опасливый взгляд.
Но тот лишь сурово сомкнул губы.
— Ну, по крайней мере, еще у кого-то был отстойный день, — оптимистично свернул в сторону Том.
— Петер из нас колбасу скрутит, — сумрачно заметил басист, удрученно втыкая пластиковую соломинку в свое пойло.
— Скрутит, — Том страдальчески вздохнул. — Не стоило и думать иначе.
Не то, что ему было все равно, просто, это показалось вполне ожидаемым. Георг как всегда, сначала наобещал с три короба, и уж потом только подумал о последствиях.
Том печально наклонился и принялся распаковывать свою гитару. В конце концов, его-то работу никто не отменял, он еще должен выступить на сцене.
— Том, у тебя все хорошо? — заботливо поинтересовался Георг. — Ты какой-то странный.
— Не знаю. У меня весь день кружится голова. Меня преследуют странные знаки. Я себя ощущаю, как будто из моей головы часть мозгов вынули.
— Поздравляю тебя. Хоть кто-то из нас счастлив, — меланхолично заметил Георг. — Петер обещал устроить Апокалипсис! Без мозгов тебе будет и вполовину не так неприятно терпеть его крики.
— Да пусть устраивает, — Том пожал плечами.
Ему стало удивительно все равно. Через пару минут начиналось его выступление на сцене, а он был абсолютно морально не готов к этому свершению.
— Эй, нароооод! — закричал в микрофон диджей.
Буйная толпа ответила ему шумом и аплодисментами, а Том лишь понуро смотрел на это зрелище. Его пусть даже самые слабые надежды не оправдались, и теперь то, что некогда было для него несравненным драйвом, превратилось в жуткую пытку.