Жар ожидания заставлял вспыхивать фантазии, горячие и опасные, и когда руки Джокера обняли Одри, когда он прижал её к себе, сомнение вновь растаяло, наконец выпустив на волю несмелого мотылька. На секунду ей показалось, что она в объятиях, обещающих защиту, ласку, любовь, но когда она подняла глаза и встретилась с безумным взглядом, утонувшим в чёрных провалах краски, то увидела насмешку. Он играл с ней. Паук и бабочка.
Страшно. Поздно поворачивать вспять, Джокер сам сказал, что она может кричать и вырываться, это не повлияет на происходящее. Прикосновения Джокера настойчивые, требовательные, умелые пальцы касались легко. Искушённые. Ни капли сомнения, ни брезгливости, ни жёсткости. Он целовал её губы, целовал шею, и Одри таяла, хотя знала, что загляни она в глаза Джокеру, встретится с лукавством, с безумием.
Джокер подтянул Одри к краю, развёл её ноги чуть шире, приноравливаясь, и она охнула. Сжала пальцы на рубашке, задышала глубже, тяжелее. Прикрыла глаза, ощущая каждую секунду остановившегося времени. Свет в комнате мигнул, и Одри вздрогнула, заскребла пальцами по плечам Джокера, сжала его бёдра. Он нетерпеливо толкнулся внутрь. Ещё. Одри задыхалась, хватала ртом воздух.
Комната сжалась до размера очертания фигур, словно ночь осыпалась с потолка и заполнила всё вокруг, забилась в каждый угол, целовала холодные руки, оплетала Джокера. Его смелые движения в этой густой тьме подкупали. Он тоже тяжело дышал, толчок, и каждый раз с его губ срывалось заветное, томное «хах».
Он рванул блузку, и пуговицы застучали по полу.
Толчок.
Небо на закате заволокло чёрными тучами.
Толчок.
Словно непослушный ледяной ветер целовал в губы.
Джокер навис над Одри, приостановившись, коснулся щеки, оставив на ней влажный поцелуй, а во взгляде привычное безумие. От его рубашки обжигающе пахло полынью и древесной горечью. Он протянул руку к лицу Одри и убрал волосы за ухо, куснул за шею. Какое искушение. Одри впилась в его плечи, прижимаясь, слушая, как вокруг сжалась тревожная тишина. С губ сорвался тихий стон. Джокер снова толкнулся внутрь. Сильнее. Яростнее. Одри откинулась назад, запрокинула голову, вздыхая в такт. Толчок. Горячо. Толчок. Опасно. Она скрестила ноги на его бёдрах и уже не прятала стоны, не стеснялась пытливого взгляда камеры. Сердце колотилось.
Он врывался в неё яростно, и стол под ней отстукивал ритм. Казалось, Джокер потерял контроль над холодной, железной выдержкой, впившись пальцами в её бёдра, оставляя синяки на бледной коже. Облизнув губы, он хохотнул, глубоко и сильно толкнулся, грубее, чем следовало. И ещё. Толчок. И замер, дрожа всем телом.
Одри почувствовала, как липкое и горячее семя обожгло бёдра, когда Джокер вышел из неё. Она посмотрела на него, но уже не было того человека, потерявшего связь с миром. Перед ней снова стоял привычно усмехающийся Джокер. Он застегнул ширинку и неряшливо поправил волосы, обернувшись к камере.
— А красавица и правда плохая девочка. Оказывается, я у неё не первый, — он погрозил пальцем камере и кивнул.
Одри застенчиво соскользнула со стола, несмело одёргивая юбку и прикрывая грудь блузкой. Она всё ещё дрожала, но уже не искала взглядом камеру. Сердце горело, ликовало, хотелось повернуть время вспять и ещё раз ощутить Джокера внутри. Может быть, это преступно, но запретный плод манил.
— А теперь к делу, — Джокер облизнул губы, и улыбка сошла с его лица. — Хо-очешь увидеть своё сокровище? Я отдам тебе её. Посмотрим, захочет ли Бэтмен помочь тебе. А теперь новая дра-ама: пустит ли па-апо-очка блудную дочь домой. Итак. Я скажу тебе адрес…
***
На Памеле, штатном психологе, не было лица, когда они с Альфредом вошли в кабинет Брюса. Он сидел к ним спиной и смотрел в окно, на непривычно солнечное небо. Может быть, это хороший знак.
— Мне сказали, что прислали новый диск. Где он?
— Мистер Уэйн, — голос Памелы дрожал и срывался. — Я думаю, вам не стоит… на это смотреть…
— Где он? — в голосе Брюса сталь.
— Мистер Уэйн, — вмешался Альфред. — Джокер перешёл все границы. Вам и правда не стоит смотреть этот диск.
Брюс повернулся к ним.
— Включите.
Альфред покачал головой.
— Не здесь.
— Что это у тебя? Это прислали с диском?
Брюс кивнул на небольшую праздничную коробочку в руках Альфреда. В глазах Памелы вспыхнула паника, а щёки покрылись багрянцем.
— Идёмте, — позвал Альфред.
Комментарий к Часть 4
Нашли ошибку? ПБ к вашим услугам :)
Кто угадает, что было в коробочке, тому приснится Джокер ^^
Я так и не смогла подобрать музыку к этой главе. Ни одна романтическая песня не подходит, потому что Джокер отшпиливилил Одри не из чувства великой любви. Но и не был груб. Он хитрый и расчётливый.
В итоге выбрала Kelly Osbourne “Papa Don’t Preach” https://www.youtube.com/watch?v=jjxlk6WgAOM
========== Часть 5 ==========
Комментарий к Часть 5
Это заключительная часть небольшой истории о приключениях Одри. Спасибо всем, кто верил в меня, читал и был со мной!
Вы лучшие!
Я берегла этот арт для прошлой части, но благополучно про него забыла :)) Я балда. Так что вот, исправляюсь, ведь лучше поздно, чем никогда.
https://sun9-31.userapi.com/c850416/v850416265/145531/zDWpCm1CaJo.jpg
Музыкальная тема главы: Marilyn Manson “Running To The Edge Of The World” https://www.youtube.com/watch?v=k7C2s1WHqsQ
Нашли ошибку? ПБ к вашим услугам :)
Брюс долго смотрел в погасший экран и молчал. Смотрел страшно, взгляд неподвижный, незрячий, будто Брюс перестал быть человеком. Тяжёлый вздох, шумный выдох, и он закрыл лицо ладонями, затем коснулся щёк, словно хотел убедиться в том, он существует, не исчез вслед за страшной картинкой. Слова застряли в горле, и дышать стало тяжелее, как если бы кто-то перекрыл кислород. Свет померк в комнате, бежевая краска скрутилась в грязную стружку, оползая на пол и оставляя после себя чёрные стены. Не цвета ночи и не цвета плаща Бэтмена, а гораздо чернее. В этом сумраке жили страшные тени, они несмело толпились у стены и робко протягивали руки к Брюсу.
Он качнул головой, стряхивая морок с глаз, моргнул, и всё вернулось на свои места. Наваждение спало. Только в груди так же пусто.
— Мистер Уэйн… — позвал Альфред.
Брюс не обернулся. Из пустоты, из глубины души поднималась ярость, густая, смоляная, горькая, как выходка Одри. Рука легла на прозрачный стеклянный столик и нашарила хрустальную вазу с конфетами в цветных обёртках. Пальцы коснулись края и крепко сжали. Брюс тяжело поднялся, он ощутил, как ломота прошла по телу, будто все кости разом заныли. Несколько конфет выпали на пол. Брюс размахнулся и швырнул вазу в телевизор. Бабах! Густая паутина протянулась по всему экрану, простирая белые нити до краёв. Ваза вдребезги, рассыпалась по полу острыми осколками вперемешку с конфетами. И всё замерло.
Брюс запрокинул голову и закричал. Пронзительно, больно, страшно. Как раненый, поверженный зверь. Он схватил столик и перевернул его, пнул по нему, и от удара звон повис в ушах, а россыпь прозрачных осколков усыпала пол. Брюс выругался, осел на диван и стянул ботинок. Схватился за пальцы, причитая и открывая рот в немом крике.
— Я предупреждал, — голос Альфреда очень тихий, — что вам не стоит на это смотреть.
Брюс поднялся и, прихрамывая, стал отмерять шагами кабинет, круг за кругом, вздох за вздохом. Он обхватывал голову руками, утопая в молчаливом горе, чувствуя, что испил чашу невзгод сполна, и они обожгли его, окрасили душу в чёрный цвет. И эта смоль заполняла его.
Раз за разом в памяти всплывал взгляд Одри, ловившей встречи с камерой. В её глазах паника, сменяющаяся желанием, каким-то тягучим, безрассудным. Но затем словно она осознавала, что происходит и вновь с мольбой смотрела в самую душу Брюса; казалось, Одри хотела закричать, убрать от себя руки Джокера и заплакать. В её глазах стояли слёзы, но она вытирала их, и очередной поцелуй опьянял её. Брюс закрывал глаза и видел в её глазах страх и ненависть. Она боялась, но хотела этого.