В реальность меня вернул врач.
— Екатерина Михайловна, — раздался надо мной мужской голос.
— Да? — Чуть успокоившееся сердце снова пустилось вскачь.
— Рентген подтвердил предварительный диагноз — перелом. Из хороших новостей — без смещения. Так что обойдемся без операции, наложим гипс.
Несмотря на его подбадривающий тон, я облегчения не испытывала.
— Скажите, доктор, как скоро мы можем поехать домой?
Высокий лоб прорезала глубокая морщина.
— Причин для пребывания в стационаре после наложения гипса нет.
— Костыли же еще нужны?
— Да, купите в медтехнике модель с регулировкой высоты. Я еще подойду, ждите.
Доктор ушел, а я опять упала на диванчик.
— Ужас! Ну Марк! Держись у меня! Как только заживет нога, я тебе ещё что-нибудь сломаю в воспитательных целях!
Теперь нужно было придумать, что делать с этим сыночком и его новой костыль-ногой. Сидеть с ним дома не вариант, у меня работа. Стоп! Я же на работу не позвонила!
Запустила руку в сумку, лежащую на коленях, и нащупала телефон.
Несколько секунд ожидания, и мой начальник гаркнул в трубку:
— Да?
— Максим Валентинович, добрый день!
— Добрый, Екатерина Михайловна.
— Я звоню отпроситься на сегодня. У меня неприятности с сыном.
— Что-то серьезное?
— Ногу сломал.
Минутная пауза.
— Хорошо, если будет возможность, работайте онлайн.
— Спасибо!
В этом весь Круглов. Трудоголик до мозга костей. Первое время, присматриваясь к своему новому шефу в поисках правильного подхода, я была удивлена его раздвоением личности. Добродушный и позитивный мужик за пределами финансовой службы, у себя в кабинете он превращался в калькулятор, готовый сожрать тебя с потрохами даже за небольшую ошибку. Спустя несколько недель я уже не вздрагивала, услышав его крики из серии: «Что с рентабельностью?», «Сколько можно просить не присылать мне сырые отчёты!»
Время двигалось медленнее улитки, и я, в ожидании Марка сидя на голубом диванчике травмпункта, вспоминала, сколько таких нештатных ситуаций нам с ним уже пришлось пережить за те семь лет, которые он находился на моем попечении. В пять он упал с горки на детской площадке, в семь разбил лицо и коленку при падении с велосипеда. Еще была сломанная рука, а также бровь, рассечённая об стеклянный журнальный столик так глубоко, что пришлось накладывать пять швов и выкидывать мой любимый белый ковер, насмерть залитый кровью этого паразита. И вот теперь нога… Мало мне проблем!
Сегодня мне уже сложно было представить свою жизнь без Марка, несмотря на то, что семь лет назад я вообще не хотела брать на себя ответственность за четырехлетнего ребенка. В те дни я, по большому счету, вообще ничего не хотела, только закрыть глаза и вернуть свою прежнюю, свободную и беззаботную жизнь в окружении такой же, как и я, золотой молодежи, где самой большой проблемой был недосып перед ответственным зачетом.
Болезненные воспоминания, давно не тревожащие меня, вновь прорывались сквозь много лет назад возведенные заградительные барьеры.
На самом деле Марк мне не сын, а брат. В свое время мой любвеобильный отец осчастливил своим биоматериалом какую-то шалаву, и та, благополучно родив ему сына и получив немалую компенсацию за свое отсутствие в нашей жизни, свалила в закат. До четырех лет Марка воспитывали отец и няня, которую мальчик просто обожал. Но затем, по официальной версии, произошел несчастный случай, после которого на моих руках остался четырехлетний ребенок и отец-инвалид. Няня в той страшной аварии, случившейся когда они втроем возвращались с новогоднего представления, погибла. Вот тогда-то отец и насел на меня, уговаривая усыновить Марка, мотивируя это тем, что я сильно облегчу себе жизнь, избежав постоянного подтверждения нашего родства и оформления кучи ненужных бумажек, ведь именно мне теперь предстояло устраивать его жизнь и улаживать все вопросы с учебой, лечением и так далее. Умом я понимала, что он прав, но как же трудно было принять сложившуюся ситуацию! Денег нет, одни долги, а мой достаточно молодой, еще недавно пышущий здоровьем отец — инвалид, которому предстоит сложная реабилитация, требующая немалых средств.
К тому моменту мне уже исполнился двадцать один год, и я хоть и с натяжкой, но могла позволить себе иметь четырехлетнего сына. Марка переучивать не стали, внутри семьи все осталось по-прежнему, он мой брат, а я его сестра — Катюлька. Правда, к восьми годам под угрозами отключения интернета навсегда я стала Катей, что не мешало маленькому засранцу периодически вспоминать о Катюльке, доводя меня до белого каления. Но, несмотря ни на что, я обожала этого мальчишку. Тем более именно он больше всех страдал в данной ситуации, потому что вынужден был расти без нормальной семьи, на попечении хоть и взрослой, но явно не самой ответственной сестры.