– Мистер Бингли, мне уже гораздо лучше. Когда я смогу вернуться домой? – я первая нарушила тишину, когда та стала невыносимой. Он перестал клацать ручкой, и, потерев уставшие глаза, посмотрел на меня.
– Мы ещё не решили твою проблему, Тиффани, – и снова он взялся за старое. Я уже старалась и шутить с ним, и даже флиртовать (что, признаюсь, и близко не походило на флирт), и смеялась, но Бингли только и делал, что спрашивал у меня об одном и том же.
– Думаю, мне лучше, – снова повторила я. Мой голос звучал раздражительно, но всё же была ли необходимость скрывать это?
– Я вижу тебя насквозь, Тиффани. Тебе необходимо выговориться, – мистер Бингли умоляюще смотрел на меня, выискивая в моих глазах ответное понимание, что было напрасно.
Я отвела глаза в сторону, но всё ещё чувствовала его пристальный взгляд на себе, который буквально прожигал меня насквозь. Я стала смотреть в окно. Честно говоря, и сейчас я не понимаю, зачем так много смотрела туда, ведь можно было устремить взгляд на пустую однотонную стену, не прекращающие свою работу часы, милую картину, полон книг шкаф, захламленный рабочий стол, но я постоянно смотрела именно в чёртово окно.
«Что случиться, если ты ему расскажешь, Тиф?» – говорил со мной внутренней голос. Я и сама не заметила, как пожала плечами, ответив самой себе. Затем опустила глаза на руки. Пальцами нервно теребила пуговицы на кофте. Я даже не знала, что нужно было делать. Ведь отступать было некуда. Я пробыла в больнице два месяца, и её стены мне осточертели.
– Обещайте, что не расскажете никому то, что я вам сейчас скажу, – произнесла, наконец, я.
– Ни одно твоё слово не выйдет за пределы этих стен, – мистер Бингли победно усмехнулся, приготовившись внимательно слушать меня. Это даже немного смутило. Мужчина приблизился ко мне, будто я должна шепотом на ухо рассказать ему грязный секрет, а не поделиться историей жизни, что была обычней всех самых обычных.
– Обещайте, что даже мама не узнает об этом!
– Обещаю, – ответил мужчина, после чего я приступила к скудной оповеди своей скучной жизни.
Мой рассказ начался с момента, когда Винстон сказал, что мы больше не друзья. Наверное, тогда моя полоса невезений и началась. Винни был моим единственным другом в тесных границах этого города и был первым человеком, который предал меня, причинив неимоверную боль хрупкому детскому сердцу.
Затем рассказала о том, как на следующий год познакомилась с Майком. Не знаю, почему я вспомнила и о нем, но, предполагаю, встреча с Майком была важным событием в моей жизни. Он не смог заменить Винстона, но благодаря ему у меня хотя бы было чувство, что у меня был друг.
Рассказала, как отец ушел от нас с мамой, когда мне было всего восемь. Это оказалось достаточно сильным ударом для меня, впоследствии которого я несколько недель просто молчала, не покидая своей комнаты. Днями напролет смотрела в окно напротив , где видела Винстона с друзьями, которые играли в приставку. И это заставляло меня так сильно плакать. Я даже нарочно садилась у окна, чтобы он видел это. Но Винни был безжалостным ко мне. Каждый раз, когда я ловила его взгляд, то замечала в нем что-то похожее на жалость. Это были короткие секунды, ведь затем Винстон просто закрывал шторы. Что касается отца, то после своего ухода он прислал мне лишь одну открытку на Рождество и одну на день рождение. На этом наша связь с ним оборвалась. Меня не радовала даже собака, о которой я мечтала раньше и которую после ухода отца мама всё же купила.
После первого лета, проведенного с моей кузиной Меган, что последовало перечисленным событиям, я сумела вернуться к жизни. Вернувшись домой, я стала игнорировать Винстона так же, как и он меня. День, когда я осталась в средней школе, а он перешел в старшую, был, наверное, самым лучшим для меня. Я всё ещё чувствовала лёгкое покалыванье в области сердца, когда встречалась с ним случайно на улице. Он делал вид (а может и в самом деле), что не замечал меня, словно мы никогда и не были знакомы, будто он даже не знаел моего имени.
Когда у Винстона родилась сестра, я устроилась на работу к Саммерам. Я знала, что это плохая затея, но видеть Винстона хотя бы краем глаза, быть в его окружение, было моей идеей фикс. Я знала, что, делая это, я шла на риск ещё больше привязаться к нему, и осознавала, что, возможно, это стало бы началом моего разрушения.