Скульпт поднял брови, едва заметная улыбка появилась на его губах. Первый раз я увидела его улыбку. С той ночи, когда он смеялся надо мной, он был все время серьезным. Скульпт был тихим парнем, молчаливым и не показывал свои эмоции. Будто он прятался за своей нахмуренностью. Но, увидев эту улыбку, я так возбудилась, клянусь, почувствовала чертову влажность между ног.
На его правый глаз упала прядь каштановых волос, мне захотелось убрать ее и запустить пальцы в его густые волосы. Я называла его прическу: «сексуальная прическа из кровати», потому что он всегда выглядел так, словно ему их хорошенько взъерошили. Может, так и было. Боже, сколько женщин касались его волос? Странная тяжесть появилась в груди от этой мысли. Ревность? Черт, у меня не было прав ревновать. Скульпт никогда не заинтересуется мной. О чем я вообще думала?
— Эмили?
Я знала, если он поцелует меня этими идеальными губами, это будет самый невероятный опыт в моей жизни. Хорошо, мне было только двадцать, меня уже целовали парни, но, думаю, что лучше Скульпта никто не целуется. Не то чтобы он хотел поцеловать меня. Когда он выходил на ринг и женщины кричали «Скульпт», то он мог заполучить любую, какую только пожелает. В частности, блондинок, похожих на ту, которую я видела, но ничего общего со мной. Они были ребрышками, а я свиной отбивной.
— Лего-домик.
Я вздрогнула от его слов.
— Что?
— Ты слишком много думаешь.
— И? У меня много мыслей. И при чем тут Лего?
Его темные глаза сощурились.
— Ты выстраиваешь разноцветную стену у себя в голове.
Он был прав. Я знала, что была не из лиги Скульпта, но не могла остановиться и представляла, как он снова и снова заваливает меня на задницу. Так как мы проводили по два-три часа в неделю вместе, я думала, что переболею этим увлечением, но не смогла. Становилось только хуже, потому что после занятий мы шли есть мороженное; ели свои рожки, сидя на бордюре, возле его байка, и он писал мне каждый день. Я, правда, не понимала, почему он мне писал, может, просто проверял, и это злило меня, потому что от каждого звука телефона мое сердце едва не выпрыгивало из груди.
— Я сделал тебе больно?
Я помотала головой и посмотрела ему в глаза. Он смотрел на меня с прищуром, его глаза были темными, потому что он все еще был немного зол, брови нахмурены. И эти его великолепные ресницы, черные и немного длинноватые для парня, но они ему шли. Не удивительно, что я не могла сконцентрироваться. Он был основным отвлечением.
— Ты должна сосредоточиться. — Он обхватил мой подбородок большим и указательным пальцами. — Ты должна быть на шоппинге, а не торчать здесь со мной на грязной заброшенной конюшне.
Я выбрала место на окраине Торонто. Часто приезжала сюда, когда мне удавалось стащить машину Мэтта, сидела на холме позади конюшни и наблюдала за лошадьми. Я приезжала сюда два года подряд, стадо выросло до тридцати двух лошадей, большинство из них выглядели как скаковые: пегие с белыми гривами, чисто пегие, и моя любимая — аппалузская, как дикий мустанг.
К тому же, я предпочту грязную конюшню любому шоппингу. Когда Кэт удавалось затащить меня с собой в торговый центр, то мне казалось, будто меня медленно волокли голой по гравию в жаркий день. Чистая пытка! Она перемеряла все, затем думала, что ей подошло, а что нет; подходит ей эта цена или нет; нужно ли ей это вообще. Но чаще всего, вещь оправлялась на место после пятнадцатиминутных раздумий.
Я чувствовала себя достаточно уверенно с движениями самозащиты, которым обучил меня Скульпт, хоть и он уложил меня в сотый раз на пол, даже не моргнув. Больно. Я была вся в синяках в доказательство. Но если какой-то парень снова нападет на меня, я хотя бы знала, как защитить себя вместо того, чтобы дрожать как осиновый лист.
Его большой палец поглаживал мой подбородок. Клянусь, он и не догадывался, насколько приятны были эти движения. Но мое тело знало, чувствовало, и это бесило меня. Я ненавидела то, что он делал со мной. Теряла контроль, и он совершенно не догадывался, как пылали мои внутренности, учащался пульс, кожа покалывала от напряжения.
В последний раз, когда мы ели мороженое после тренировки, капелька ванильного мороженого вытекла из уголка моих губ. Скульпт аккуратно вытер ее подушечкой большого пальца, прежде чем я успела воспользоваться салфеткой. Он продолжил есть свой рожок, а я пыталась восстановиться от его интимного жеста. Единственным спасением было лишь то, что Скульпт, казалось, не заметил моей реакции.