— Это ей нечего делать в физике? Это ей нечего делать в физике?! — взорвался Готтфрид.
Он остановился посередине коридора и гневно посмотрел на друга. Люди, шедшие с партсобрания, обходили их по кривой, бросая на обоих осуждающие взгляды.
— Да если ей нечего там делать, то остальным — тем более! Что, по-твоему, Отто есть, что там делать? Или Карлу? Да большая часть тех, с кем я работал, ей в подметки не годится!
— Не ори, — осадил его Алоиз. — По крайней мере, не в коридоре…
— Арбайтсляйтер Веберн, — хауптберайхсляйтер Малер положил тяжелую ладонь ему на плечо. — Ко мне в кабинет. Сейчас же.
Готтфрид огляделся и обреченно поплелся за Малером. И только по пути сообразил, что заметил краем глаза смущенную жмущуюся к стенке Агнету. Она смотрела на него с удивлением и даже прикрыла руками рот.
— Арбайтсляйтер Веберн, — голос Малера, казалось, не выражал ничего. — Вы понимаете, что сегодня произошло?
Малер побарабанил пальцами по столу и наконец посмотрел на Готтфрида в упор. Когда Готтфриду на днях казалось, что хуже в этом кабинете ему быть не может, он не представлял, как жестоко ошибается. Теперь нарисованный фюрер смотрел на него не осуждающе — он смотрел на него с нескрываемым отвращением. Потому что ненависти он не заслужил.
— Не понимаете, — покачал головой Малер. — Я вам объясню.
Он встал, налил в бокал коньяка и сделал добрый глоток.
— Теперь у меня будут требовать вашего смещения с должности руководителя отдела, Готтфрид. Потому что на таком месте не может быть настолько недостойный человек. Вам бы простили что-то одно. Но вы собрали целую коллекцию пороков! Посудите сами: пьяница, разгильдяй и блядун! — Малер аж задохнулся от возмущения. — И всем было бы плевать на вашу личную жизнь, не тащи вы ее в работу!
— Я ничего не тащил! — горячо возразил Готтфрид и тоже встал. — У меня нет никакого личного интереса! У меня ничего не было с Агнетой — и не будет, слышите!
— Сядьте, — Малер махнул рукой. — Знаете, я вам верю. Как и верю в то, что вы не пили на работе. Ну, почти, — он подмигнул. — Но моей веры недостаточно. Слышите, недостаточно! Докажите, что вы достойны должности, которую занимаете! Докажите, что ваш выбор Мюллер, а не Айзенбаума оправдан! Выполните план! Нет! Перевыполните его! — Малер осушил бокал одним глотком. — И вот еще. У меня есть на вас еще один донос, Веберн.
У Готтфрида онемели кончики пальцев. Неужто дневник?..
— Вам знакомы эти листы? Это фотокопии, — Малер сунул Готтфриду под нос две крупноформатные фотокарточки.
Фотокарточки листов, исписанных почерком его отца. Готтфрид вгляделся и проклял себя за то, что даже не рассмотрел толком все листы, увлекшись дневником. Теперь было непонятно, то ли кто-то влез в его “опечатанный” кофр, то ли это копии листов, найденных Штайнбреннером.
— Дайте-ка посмотреть поближе, — пробормотал Готтфрид, вглядываясь внимательнее. — Знаете… — он потер переносицу. — Я не уверен, что помню точно…
— Говорите, говорите, даже если не помните точно. Говорите все, что помните, — поторопил Малер, наливая себе еще коньяка.
— Видите ли… — Готтфрид решил пойти ва-банк. — Когда нас вызвали на осмотр территории и велели произвести рекогносцировку, я заметил ход. Так как лезть куда-то в одиночку противоречит технике безопасности, манкирование которой мне сегодня несправедливо вменили… — Готтфрид вздохнул. — Я позвал Алои… оберайнзацляйтера Берга.
— Почему именно его? — Малер прищурился.
— Мы учились и работали вместе, — пояснил Готтфрид. — И уже не раз принимали участие и в подобных вылазках, и в различных лабораторных экспериментах. Понимаете, мы понимаем друг друга без слов, что чрезвычайно важно при возникновении экстремальной ситуации.
Готтфрид вздохнул и осмотрелся. В горле пересохло, отчаянно хотелось пить.
— Прошу прощения, хауптберайхсляйтер… У вас не найдется воды?
— Может, кофе, чай или коньяк?
— Нет-нет, благодарю. Просто воды, пожалуйста.
— Вальтрауд, будь добра, принеси воды, — Малер нажал на кнопку громкой связи. — Вы продолжайте, Готтфрид.
— Да-да… Хм-м-м… — он потер затылок. — На чем я остановился… Ах, да… В общем, мы пошли осматривать помещение.
— Вы сообщили об этом кому-то?
— Разумеется, — серьезно соврал Готтфрид. — Но я не помню, кому. Большая часть персонала была в таких скафандрах, что я вам ничего толкового сейчас не скажу…
Готтфрид рассчитывал, что если Малер и захочет проверить эту информацию, то, опросив половину из “скафандров”, бросит эту затею. А кто-то, быть может, и вспомнит то, чего не было — всякое случается.
Дверь скрипнула, и в кабинет вошла Вальтрауд, поставила на стол кувшин с водой и стакан, налила Готтфриду воды и, улыбнувшись, вышла. Готтфрид промочил горло и продолжил:
— Мы спустились вниз. Осмотрели там все, но ничего толком не нашли. Помещение производило впечатление разворованного мародерами, там было грязно, пыльно… Но зато обнаружили в углу еще один спуск. Там уже обнаружили довольно много всего: консервы, сухпай, какие-то украшения… Никаких тетрадей и листов там, впрочем, кажется, не было… Потом туда спустился Штайнбреннер. Он с чего-то взял, что я от него что-то прячу, и… — Готтфрид пожал плечами. — И толкнул меня. Я упал и порвал костюм…
— Да, я получил отчет дозиметристов, — Малер покивал и вперился прямо в глаза Готтфриду. — Только вот знаете что, Веберн… Судя по полученной дозе, вы должны были упасть прямиком на тот самый уран, который нашли внизу. А в вашем помещении не было ничего настолько радиоактивного.
Готтфрид отвел глаза.
— Говорите, Готтфрид, — Малер сел напротив него, положил руки на стол и подался ближе. — Что произошло внизу?
— Это… — Готтфрид покачал головой.
— Готтфрид. Или вы говорите мне все, или я передам информацию тайной полиции, — Малер был предельно серьезен. — А уж они с вами поговорят по душам, обстоятельно поговорят.
Готтфрид сглотнул. Было непонятно, до какой степени простирались полномочия Малера. Если он мог замять это дело — это был один разговор. А если он в любом случае обязан доложить в гестапо? Дозиметристов-то Готтфрид и выкинул из своего уравнения, как незначимое число. Оказалось, зря. Но если за дело возьмется гестапо, ему конец! И дневник, и найденные листы…
— Штайнбреннер заставил меня расстегнуть куртку, — тихо проговорил Готтфрид.
— Что? Что вы сказали?! — Малер замер.
— Штайнбреннер заставил меня расстегнуть куртку, чтобы убедиться, что я ничего не прячу. И потрогал карманы кителя.
— Руками в защитных перчатках… — продолжил Малер. — Так. И долго он вас обыскивал?
— Не помню, — признался Готтфрид. — Кажется, да. Он хотел меня заставить и китель с рубашкой расстегнуть…
— Вот оно, значит, как, — Малер помрачнел. — Образцовое проведение экспедиции…
— Что ему за это будет?
— Вы еще и о нем печетесь? — Малер с удивлением посмотрел на Готтфрида.
— По правде говоря, я терпеть его не могу, — выдохнул Готтфрид, на сей раз совершенно искренне. — У нас это взаимно. С детства.
— Должен вас огорчить, Веберн. Ничего. Я не намерен давать делу ход, — пояснил Малер. — Но если вы не согласны, можете донести на него сами.
— Да ну его к черту, — твердо проговорил Готтфрид и допил воду.
*
В лаборатории его встретили неоднозначно. Айзенбаум и пара студентов презрительно скривили губы, Отто за спиной куратора и еще один студент озорно подмигивали, дескать, начальник-то не совсем зануда и ханжа, а Агнета покраснела и смотрела с какой-то благодарностью.
— На сегодня рабочий день закончен, — заявил Готтфрид. — Все все успели?
— Так точно, — отозвался Айзенбаум, остальные закивали.
— Отлично. Благодарю вас за прекрасную работу. До встречи в понедельник, — Готтфрид вымученно улыбнулся. — Если есть вопросы, я еще примерно полчаса здесь.
На сей раз им не подписали разрешения на сверхурочные. Поэтому у Готтфрида оставалось ровно полчаса на то, чтобы удостовериться, что все в порядке, закрыть лаборатории и отключить от основного источника питания все, что не должно работать в выходные.