— Арбайтсляйтер Веберн, разрешите… — на пороге стояла Агнета и старалась не смотреть ему в глаза.
— Проходите, — он тяжело вздохнул. — И я же просил вас…
— Херр Веберн… — она замялась.
Он обеспокоенно посмотрел на нее: вдруг она решила уйти в другую группу?
— Я не буду называть вас по имени, херр Веберн, простите… Просто…
— Вы из-за сегодняшнего… — он покачал головой.
— Да. Я не хочу, чтобы из-за меня…
— Вы здесь не при чем! — Готтфрид резко махнул рукой. — Я принял решение, берайтсшафтсляйтерин Мюллер! И принял я его, исходя из ваших способностей! Вы не согласны? Не хотите работать в моей команде?
— Хочу… — Агнета наконец посмотрела на него. — Я… Я слышала, что вы говорили про меня оберайнзайцляйтеру Бергу… Спасибо вам. Спасибо, что верите в меня.
— Я жду вас в понедельник, Агнета, — он улыбнулся. — Давайте сделаем нашу работу так, чтобы никто больше и никогда не смел говорить гадости за нашими спинами.
Она выпрямилась и серьезно кивнула.
*
— Куда сегодня?
— По домам, — буркнул Готтфрид, скосив глаза на Алоиза.
— Докинь меня вниз, а?
— Тебе мало было сегодня? — Готтфрид посмотрел на друга, как на идиота. — Хочешь еще по шее получить? Мои лавры покоя не дают?
— Да уж, я прям обзавидовался, — кивнул Алоиз. — Хочу перекусить в нашем баре. Кстати, ты помнишь, как он называется?
— Не-а, — Готтфрид завел флюкваген. — Я и не знаю. Что же ты у Магдалины своей не спросил?
— Да не до того было, — Алоиз смущенно улыбнулся. — Я очень хочу ее увидеть. Поехали, поужинаем?
— Поехали…
Готтфриду тоже хотелось вниз. Тем более Мария однозначно дала ему понять, что не против его компании. Возможно, даже на ночь.
Их встретили радостно. Магдалина тут же рассказала, что из меню у них в наличии сегодня, что стоит брать, а что нет, и предложила выпивки. Марии на сцене не было, остальные музыканты полным составом играли какой-то джаз.
— Что, серьезно принести только лимонаду? — Магдалина опешила.
— Да, увы, — кивнул Готтфрид. — Сегодня мы не пьем.
— А то кому-то завтра рано вставать, — поддел друга Алоиз.
Готтфрид пропустил остроту мимо ушей, окидывая взглядом зал в поисках Марии.
— Марии сегодня нездоровится, — пояснила Магдалина. — Но вы можете ее навестить. Вас проводить?
— Да, проводите меня, фройляйн Магдалина, — Готтфрид улыбнулся.
— А как же ужин?
— Там видно будет, — развел руками Готтфрид, оглядываясь на Алоиза — тот ему многозначительно подмигнул.
— Вот эта дверь, Готтфрид, — Магдалина кивнула на аккуратную чистенькую дверь в самом конце коридора. — Смелее стучите, она точно там.
— Я же не побеспокою ее?
— Не переживайте, она скажет вам, если не захочет вашего общества, — Магдалина улыбнулась. — Я вас оставлю, Готтфрид. Если что, я внизу.
Она упорхнула, а Готтфрид остался один на один в темном коридоре с этой светлой дверью. Что, если она погонит его прочь? Что, если это вовсе не вежливо? Он набрал в грудь побольше воздуха и постучал в дверь.
— Одну минуту, — послышалось из-за двери; потом раздался звук шагов и дверь распахнулась.
В проеме стояла Мария. В светлом шелковом халате, отделанном кружевом, светлые волосы рассыпались по плечам и спадали на спину, кожа — точно прозрачная.
— Готтфрид, — она, казалось, обрадовалась ему. — Проходи скорее. Не обращай внимания, я сегодня в домашнем…
Комната была на удивление светлая для такого места, хотя и небольшая. У окна стояла довольно широкая кровать с резной спинкой, похожая на те, что были до Катастрофы, у стены — громоздкий шкаф, у другой — письменный стол и колченогий стул.
— Прости, у меня и посидеть-то толком негде, — оправдывалась Мария. — Садись вот, на край кровати.
— Я не помешал тебе? — осведомился Готтфрид. — Магдалина сказала, ты плохо себя чувствуешь… Я могу уйти.
— Нет-нет, останься… Хочешь, попросим Магдалину принести ужин сюда?
— Ты голодна? — он сел на край кровати, она устроилась рядом.
— Немного…
Вскоре Магдалина принесла им запеченного мяса с овощами и бутылку розового вина. Готтфрид разлил вино по бокалам и протянул один Марии. Еду они поставили на стул и теперь сидели рядом, плечом к плечу.
— Давай мы выпьем за наше знакомство? — предложила Мария. — Чудесное знакомство!
Готтфрид согласился и пригубил вино. У него голова шла кругом: от всего проклятого дня, от ночного кошмара, который он опять некстати вспомнил, от вина, от близости Марии…
— Что с тобой? — он посмотрел на Марию. Она выглядела какой-то возбужденной, даже глаза подернулись странным блеском.
— Готтфрид… — она накрутила прядь на палец. — Бывает ли такое, что тебя одолевает беспричинная хандра? Все вроде бы хорошо, но что-то не так. Что-то гнетет, сон нейдет, кусок в рот не лезет.
Он задумался. Еще вчера бы он ответил отрицательно, но прошедшая ночь переменила его отношение к подобным, как он сказал бы раньше, глупостям. Все его невзгоды обычно имели вполне понятные, порой даже осязаемые причины. Возможно, когда-то давно и было что-то подобное, но позабылось, истерлось, истаяло.
— Пожалуй, да.
— Надо же! Партийцы тоже обычные люди, — она мелодично рассмеялась и провела кончиком пальца по пуговицам кителя.
— Каким же нам еще быть? — усмехнулся Готтфрид, отрезая кусок мяса и отправляя его в рот.
— Разное говорят о вас, — уклончиво ответила Мария.
— Что ж ты… Раньше партийцев не видела?
— Видела, — Мария повернулась к нему. — Но не так близко…
Готтфрид и сам не заметил, как она придвинулась к нему, как провела кончиками пальцев по его щеке — его тело словно пронзило электрическим разрядом. Он перехватил ее за запястье — удивительно тонкое, и притянул еще ближе и обнял. Обнял нежно, зарываясь носом в мягкие волосы — и не разберешь, прямые ли, волнистые, пахнущие чем-то тонким и приятным. Они растянулись поперек кровати, она в своем халате, тонком и струящемся — Готтфрид заметил, как ткань натянулась на небольших четко очерченных сосках, — он как был, в форме и чудовищно тесных галифе. Они смотрели друг на друга, улыбались; Мария взъерошила его отросшую челку. Он еще приблизился к ней и легко коснулся губами ее губ — мягких, сладковато-горьковатых, манящих.
Готтфриду вспомнилось, как Аннеке выбирала позы, приговаривая: “Глаза бы мои на тебя не смотрели”. Как другие девушки совершенно не хотели целоваться с ним, и если на быстрый секс он еще мог претендовать, то подобные ласки в его жизни были огромной редкостью.
Мария ответила. Жарко приникла своими губами к его, обвила шею руками, придвинулась теснее, прижимаясь к нему всем телом. Готтфрид гладил ее спину, прикрытую лишь тонким шелком и целовал, целовал… Мария слегка отстранилась и принялась расстегивать пуговицы на его кителе. Готтфрид запоздало пожалел, что не принял после работы душ — на чертовом собрании с него семь потов сошло. Но, похоже, Марии было все равно. Он содрал мешающий галстук и притянул Марию к себе. Она дышала часто и тяжело, ерошила его волосы и запрокидывала голову, а он целовал ее шею, ямку над ключицей и ощущал, что сходит с ума: от ее нежной кожи, от ее запаха, от ее нежности. Его переполняло желание, казалось, оно было готово вот-вот выплеснуться, а Мария только прижималась теснее, и он ощущал жар ее тела.
Готтфрид осторожно обнажил ее плечо и принялся покрывать поцелуями бледную кожу, а Мария улыбалась и смотрела на него своими синими глазами, которые теперь казались черными.
— Ты первый партиец, который оказался в моей постели, — доверительно сообщила она ему, прищурившись от удовольствия. — Пожалуй, вы и правда похожи на людей.
— Чем же? — Готтфрид приподнял бровь.
— Сложно сказать, — она облизала яркие безо всякой помады губы. — Но что-то человеческое же вам не чуждо, правда?
Она положила ладонь на резко обозначившуюся выпуклость на его штанах и слегка сжала. Готтфрид шумно выдохнул и пожалел, что бросил в багажник флюквагена только сменную рубашку, но не сменное белье. А потом резко почувствовал себя совершенно бестолковым — еще ничего толком не началось, а он…