Готтфрид ощутил нестерпимое желание наплевать на рекомендации Адлера и выпить пару стопок коньяку. Выходит, он и мать чудом тогда остались живы, а ведь чего проще… Скольких унесла сама Катастрофа и ее последствия! Он потер виски и решил сходить к Малеру — он все равно звал его в ближайшее время. Стоило уточнить про испытания. Пока стараниями Айзенбаума и кого-нибудь еще в саботажника не превратился сам Готтфрид — в глазах Партии, разумеется.
Вальтрауд встретила его уже не настолько враждебно, как вчера, но и не слишком радушно. Готтфрид вспомнил, в каком контексте он думал о Вальтрауд этим утром и едва не рассмеялся — должно быть, Штайнбреннер, узнай он об этом, не оставил бы от него и мокрого места, но Штайнбреннер не мог об этом узнать.
— Я передам о вашем визите Малеру, — покивала Вальтрауд. — Вы будете кофе?
— Буду, спасибо, — Готтфрид присел на диван. — Только, пожалуйста, без коньяка.
К Малеру пришлось идти с чашкой — едва Вальтрауд выдала ему ароматный дымящийся напиток, Готтфрида позвали внутрь.
— Читаете об отце? — добродушно спросил Малер. — И как? Нравится?
— Откровенно говоря, не слишком, — уклончиво ответил Готтфрид. — Зато я узнал, что он сотрудничал с Людвигом Айзенбаумом.
— Отцом Вольфганга из вашей лаборатории, — хохотнул Малер. — Я знаю. Я, откровенно говоря, надеялся, что сработает память поколений, или как там это называется. Но вы упорно не желаете друг друга слышать.
— Он против моей идеи, — тряхнул головой Готтфрид.
— Он против вас, а не против идеи, Веберн. Вы нанесли ему обиду, и он не в состоянии услышать доводов разума, ему собственное эго застит глаза, — бросил Малер. — Но мы это исправим. Вы с ним и еще с несколькими специалистами отправитесь на испытания. Сроки я сейчас уточняю.
Готтфрид не поверил своим ушам. На испытания! По их проекту!
— Но… Готтфрид! От вас нужна пилотная конструкция пушки. За какой срок вы это сделаете? Небольшой мощности, разумеется, но и не сверхмалой. Пилотная конструкция бомбы уже есть, и вы должны были ее усовершенствовать… Как, кстати, идут дела? Или вы отвлеклись на пушку и не сделали ничего по бомбе?
— Никак нет! — Готтфрид судорожно вспоминал, что последнее они сделали по бомбе.
— В понедельник, — махнул рукой Малер. — В понедельник наработки по бомбе должны быть на моем столе. По пушке… Через неделю?
— Хотя бы две! — горячо возразил Готтфрид.
— Десять дней и ни днем больше, Веберн, — покачал головой Малер. — Я и так отбиваюсь от насмешек коллег. Я не смогу дольше держать оборону.
— Почему вы за меня заступаетесь? — Готтфрид понимал, что этот вопрос уже был наглостью, но остановиться не мог.
— Потому, что вы работаете, Готтфрид, — Малер прищурился. — Потому, что вы не стоите на месте, приносите идеи, которые могут помочь получить нам преимущество. Потому, что если с бомбой все и правда так, как говорите вы и ваша сотрудница, то это ставит под удар всю Арийскую Империю и ее превосходство в гипотетической войне! Хватит вопросов! Идите работать! У вас чертовски мало времени.
— Так точно!
Теперь ему предстоял разговор с Айзенбаумом. И Готтфрид предпочел бы, чтобы его снова разнесли на партсобрании за, например, драку со Штайнбреннером. Но делать было нечего. Айзенбаум явился к нему, сел в кресло и с выражением превосходства на породистом лице процедил:
— Я весь внимание, херр арбайтсляйтер.
— Видите ли, оберберайтсшафтсляйтер Айзенбаум, — Готтфрид понятия не имел, с чего начать. “Почему вы считаете мою идею форменным бредом?” или, может, “за что вы меня ненавидите?” Все выглядело беспомощно и жалко. — Я хотел бы узнать ваше мнение о проекте нейтронной пушки.
— Вы же и так все знаете, — скривился Айзенбаум. — Я считаю, что вы зарвались, херр арбайтсляйтер. Вы сели в это кресло и решили, что можете творить все, что угодно вашей душе.
— Я спросил вашего мнения не о моих организаторских способностях, оберберайтсшафтсляйтер Айзенбаум, — Готтфрид перешел в наступление. — Меня интересует рабочая гипотеза. Я только что вернулся от хауптберайхсляйтера Малера, он пророчит испытания. Как бомбе, так и пушке. И нам необходимо представить пилотные конструкции в ближайшее время.
— Это, благодаря вам, теперь вне моей компетенции, — усмехнулся Айзенбаум.
— И он намерен задействовать в испытаниях как бомбы, так и пушки нас обоих, — Готтфрид проигнорировал выпад Айзенбаума.
— Всю жизнь мечтал, — выплюнул тот.
— Знаете, наши отцы как-то находили общий язык и разработали вместе то, что спасло жизни тысячам людей. И нам с вами в том числе, — Готтфрид снова проглотил попытку его задеть.
— Если бы не ваш отец… — Айзенбаум вскочил, оперся ладонями о стол и угрожающе навис над Готтфридом. — Он отравил разум моего отца ядом пацифистских и антиарийских идей! Он всегда болел за народ тогда еще Германии, и ересь вашего отца вскружила ему голову! Не свяжись он с Фридрихом Веберном, он бы не поехал тогда в Швейцарию! Он остался бы жив!
Голос Айзенбаума задрожал.
— Вы ненавидите меня не потому, что я отдал предпочтение Агнете, — покачал головой Готтфрид. — Вы ненавидите меня только за то, что я — сын Фридриха Веберна…
— Заткнитесь, — скривился Айзенбаум. — Не говорите ничего о том, о чем не знаете! Рассказать вам, сколько раз я просил хауптберайхсляйтера Малера перевести меня в любую другую рабочую группу? Но он вбил себе в голову… — Айзенбаум махнул рукой и принялся ходить по кабинету Готтфрида туда-сюда.
— Послушайте, мы ни за что уже не изменим прошлого, — Готтфрид развел руками. — Мы можем только исправно нести нашу службу в настоящем.
— Вы? Вы?! — лицо Айзенбаума пошло красными пятнами. — Вы и исправная служба? Не смешите меня! Алкоголик, дебошир, потаскун и восторженный идиот! Вот вы кто!
— Да при чем тут я?! — вспылил Готтфрид. — У вас есть студент, Отто.
— Разгильдяй и балбес! — припечатал Айзенбаум.
— Зря вы так, — горько проговорил Готтфрид. — У него светлая голова. Он немного ребенок…
— Который смотрит вам в рот и считает, что быть таким как вы — здорово!
— Да при чем здесь я?! — Готтфрид стукнул ладонью по столу. — Вы послушайте себя, ну! Умный человек, ученый, а не в состоянии преодолеть собственной антипатии к какому-то, по вашим же словам, жалкому идиоту! И чего вы тогда сами стоите, а? Чего стоят ваши знания и навыки!
— Вы еще пожалеете, херр арбайтсляйтер, — сверкнул глазами Айзенбаум. — Вы еще получите свое, когда ваша драгоценная Агнета отправится в Центр Арийского Материнства, чтобы подмывать там задницы и менять пеленки! И кто останется с вами? Ваш дружок Алоиз? Он инженер. Студенты, которые шагу сами ступить не могут? Вы своими руками лишили себя союзников, поставив на ненадежную фигуру!
— Агнета умна, — возразил Готтфрид.
— К ее уму прилагается женская функция, — парировал Айзенбаум. — Она ненадежна. Впрочем, что это я вас предостерегаю.
— Вольфганг, — Готтфрид вздохнул. — Наша команда…
— Команда? — эхом отозвался Айзенбаум. — Вы понятия не имеете о работе в команде. И однажды насладитесь последствиями этого сполна.
Айзенбаум вышел, громко хлопнув дверью. Готтфрид бессильно опустился в кресло и обхватил голову руками. Ему не просто не удалось выправить ситуацию — он только все испортил. Он не понимал, почему Айзенбаум не хотел его услышать, он был точно упертый осел: твердил одно и то же о нем да о его отце, и даже полслова не сказал о пушке! А ведь его рекомендовали как блестящего ученого! Прав был Малер. Видимо, Айзенбаума настолько задевала необходимость работать бок о бок с ним, а ситуация с Агнетой стала последней каплей.
Готтфрид так задумался, что не услышал стука в дверь. Лишь когда в его кабинет сунулась голова Алоиза, он пригласительно махнул рукой.
— Что ты сделал с Айзенбаумом? Он вылетел из твоего кабинета так, будто ты поджег ему зад, — Алоиз прошел и сел напротив Готтфрида. — Да и орал он тут, как резаная свинья.