Он подхватил булавку и принялся воевать с замком злополучного верхнего ящика.
— Готтфрид… — осторожно начал Алоиз. — А если хватятся?
— Ерунда, — пробубнил тот. — Хватятся — вон мы сколько всего нарыли! Да-а-а!
Он торжествующе воздел руку, но не удержал равновесия и приземлился на задницу. С потолка снова посыпалась штукатурка.
— Осторожнее ты, фюрера ради, — покачал головой Алоиз.
— Веберн! Берг! Мать вашу, говноеды сраные! — сверху раздался голос Штайнбреннера. — Ноги поди переломал, коротышка, пока сюда влез?
— Штайнбреннер, — Алоиз дернул Готтфрида за рукав.
— Швайнбреннер(3), — огрызнулся Готтфрид. — Я тут кое-что…
Он замер. В ящике стола лежала книга. Или дневник. Нечто в кожаном переплете.
— Эй, говнюки, ответьте, вы тут? — голос Штайнбреннера раздался из лаза, ведущего к ним.
— Тут, Швайнбреннер, тут, — ехидно отозвался Готтфрид, спешно расстегивая костюм и находящуюся под ним форму.
Алоиз покачал головой и кивнул в угол. Готтфрид метнулся туда, но успел припрятать дневник под форму.
— Что ты там делаешь, урод? — подозрительно вопросил Штайнбреннер. — Прячешь что?
— Да, прибор, — огрызнулся Готтфрид. — Отлить приперло.
— Идиот, — хохотнул Штайнбреннер. — Тут же радиация. Отвалится, поди. Хотя такому уроду, как ты, без надобности. Размножаться-то тебе нельзя, да и какая баба на такого клюнет? Разве что к скелетицам в бордель!
Штайнбреннер рассмеялся, довольный шуткой.
— А это что? — он уставился на стол.
— Решили пожрать харчей из прошлой эры, — Алоиз был предельно серьезен.
— Вы это припрятать решили? — Штайнбреннер непонимающе посмотрел на обоих.
— Да нет, — отмахнулся Готтфрид. — Это все, что мы тут нашли.
— А выше? — Штайнбреннер прищурился.
— А мы там толком не шарили, — нашелся Алоиз. — Там грязно.
Штайнбреннер осмотрел обоих:
— Тебе — верю. А вот этой помоечной крысе — ни на пфенниг. Живо наверх!
— А харчи? — возмутился Алоиз.
— Скелеты соберут, — веско сказал Штайнбреннер. — И не твоего ума дело это, Берг.
Они вылезли выше. Готтфрид еще раз окинул взглядом помещение, как почувствовал на плече тяжелую ладонь Штайнбреннера:
— Что вынюхиваешь, падаль?
— Никак ничего, — буркнул Готтфрид.
— Ничего, говоришь, — он легонько толкнул Готтфрида коленом — этого хватило, чтобы тот растянулся на грязном полу.
— Слушай, Штайнбреннер, — к нему подошел Алоиз, — отвяжись от него. Все, что мы нашли, мы тебе показали. А то, что он тебя свиньей припечатал…
— Срал я на свинью, — Штайнбреннер встал так, чтобы не дать Готтфриду подняться. — Сдается мне, что ты брешешь, Фридляйн. Расстегивай куртку.
— Штайнбреннер, это должностное преступление! — Алоиз начал выходить из себя. — Тут уран, ты же убьешь его!
— Он должен был с теми скелетами идти туда и ковырять это дерьмо голыми руками, — даже через маску было видно, как перекосилось лицо Штайнбреннера в брезгливой гримасе. — Пусть раздевается.
— Алоиз, хер с ним, — подал голос Готтфрид и расстегнул куртку. — Доволен, тупорылый? Или мне еще штаны снять в доказательство, что я в жопу капсюль бомбы не затолкал?
— Странно, — Штайнбреннер нахмурился. — Одевайся, засранец. Но вот этого, — он достал из кармана еще пару листов, таких же, что прятал у себя Алоиз, — мне все равно с лихвой достанет, чтобы выписать для тебя порядочную порцию свинца, Веберн.
_________________________________________
1) Флюкваген (нем.) — летающая машина
2) За основу взята система званий НСДАП с 1939 года. Изначально звание показывало, какой единицей руководил тот или иной партиец, но позже в Арийской Империи звание стало отражать не столько зону ответственности, сколько общее положение того или иного члена. Общая иерархия для руководящих должностей: арбайтсляйтер — берайтсшафтляйтер — айнзацляйтер — гемайншафтсляйтер — абшниттсляйтер — берайхсляйтер (есть и выше, но они в данной работе не встречаются). Приставки обер-и хаупт-, соответственно, — старший и главный. Т.е. по увеличению значимости, например: айнзацляйтер — оберайнзацляйтер — хауптайнзацляйтер
3) нем. Schwein — свинья
========== Глава 2 ==========
— Ты же не собираешься всю ночь сидеть в лаборатории, Готтфрид? — Алоиз поерзал на стуле. — У нас скоро разрешение на сверхурочку закончится… Пойдем вниз, в кабак. Там точно никто доматываться не станет. Мне бы сейчас шнапсу…
Готтфрид мерил шагами лабораторию. Алоиз развалился на неудобном пластиковом стуле и наблюдал за ним.
— Не мельтеши, а? — посетовал он. — В глазах от тебя рябит.
Пройти через контроль на снятии костюмов Алоизу удалось каким-то чудом; ну и страху они тогда натерпелись. Готтфрид поежился, вспоминая, как сначала они по его плану напихались в лифт с неповоротливыми “скафандрами” вопреки всем правилам, и это бы не сошло им с рук, если бы Штайнбреннер — в этот момент Готтфрид был готов просить все возможные и невозможные сверхсилы, дабы они ниспослали на штайнбреннеровскую задницу благословение — не махнул на них рукой; а потом, в очередной раз наплевав на технику безопасности, в лифте расстегнули костюмы. Готтфрид тогда отнял у Алоиза все листы и затолкал под форму. А потом у дозиметристов приборы на него выли почище, чем сирена воздушной тревоги. Штайнбреннер тогда еще нехорошо покосился на них, а Готтфрид соврал, что упал, и даже прореху в костюме показал.
— Тебе легко сказать, — выдохнул Готтфрид. — Мне-то антирадиновую таблетку прописали. А тебе бы тоже принять.
— Ты же говорил, что у тебя есть, — нахмурился Алоиз.
— Есть-то есть, — Готтфрид сел и виновато вздохнул. — Только мне потом за них отчитываться. В конце недели. Как я объясню недостачу?
— Дерьмо, — прошипел Алоиз. — А я уже обрадовался, что мы держим этого козла за жопу. Представь, что случилось бы, если бы ты рассказал, что он вынудил тебя расстегнуть защитный костюм?
— Да ничего, — отмахнулся Готтфрид. — Кто такой я — и кто этот Шайссебреннер(1) херов.
— Ты — гениальный ученый! — вспылил Алоиз. — Ты руководишь таким проектом! А он…
— Он — правильный, Алоиз, — горько проговорил Готтфрид. — Допущенный к размножению. Его могут повысить в звании. Он может ходить по улицам — даже по нижним кварталам, без риска, что любая собака до него докопается.
— Ты тоже не настолько мелкая личность! — возразил Алоиз.
— Вот без этого ты никак не мог обойтись? — Готтфрид запустил в друга пластиковым стаканом для канцелярских принадлежностей и промахнулся.
— Да не это я имел в виду, остынь! Лучше скажи, где ты будешь свои сокровища хранить? Вон, Штайнбреннер уже отнес свои три листочка в Центр дерадизации.
Готтфрид поник. У него был прекрасный кабинет и отличная лаборатория. Он мог намешать дерадизирующий раствор, но вымачивать в нем бумаги означало погубить все, что там было написано. А специальные камеры были только в специализированном Центре. И, разумеется, чтобы поместить туда не то что толстый дневник, а ходя бы одну крохотную бумажку, требовалось столько разрешений и допусков, сколько не было подписано в Берлине на имена Готтфрида Веберна и Алоиза Берга, вместе взятых.
— Знаешь, Алоиз, ты знатный кусок дерьма, — покачал головой Готтфрид. — То аппетит испортил, потом обсмеял меня под предлогом похвалы, а теперь задаешь чертовски неудобные вопросы. Друг, называется…
Алоиз нервно рассмеялся. Готтфрид уставился на него, гадая, о чем тот думает. Или принял его дружеский подкол всерьез? Алоиз часто говорил, что из Готтфрида вышел бы отличный актер бродячего маргинального театра. Или низушного варьете. Главное, не заставлять его танцевать. Или, если бы речь шла о комедии, напротив — выпустить плясать под музыку. Пожалуй, это было единственное, относительно чего штайнбреннеровская оценка умений Готтфрида была не то что правдивой, но даже льстивой. Готтфрид, впрочем, даже не спорил.
— Не хуже тебя, — парировал Алоиз. — Сунуть радиоактивный дневник за ремень брюк — это поступок, достойный великого ученого. Кстати, это правда дневник твоего отца?