— Готтфрид Веберн, Алоиз Берг, — вежливо отрекомендовался Готтфрид, искоса посмотрев на Биргит — она была первым встреченным за последнее время партийным человеком ниже его по званию.
— Итак, фотографии, — Келлер села обратно и осмотрела кабинет хозяйским взором. — Мы можем снять вас за столом в профиль. А еще одну фотокарточку, в анфас, возьмем из личного дела, вы согласны?
— Как скажете, — Готтфрид пожал плечами.
— Отлично! — Келлер просияла. — Еще один важный момент, арбайтсляйтер Веберн. Напишите мне список, у кого из вашей команды стоит взять интервью в обязательном и первоочередном порядке.
— Хауптайнзацляйтерин Келлер, это лишнее, — твердо заявил Готтфрид. — Если возможно, я бы настаивал, чтобы мнения каждого члена команды вошли в это интервью. У нас нет никого, кто неважен, понимаете?
Алоиз, стоявший за спиной у Келлер, принялся показывать жесты одобрения. Биргит, судя по всему, это заметила и улыбнулась.
— У вас есть студенты, — парировала Келлер.
— И им важно знать, что они тоже нужны Империи, — покивал Готтфрид. — Хауптайнзацляйтерин Келлер, я бы настаивал…
— Разумеется, мы выполним ваши пожелания, — пробасила Келлер. — И пришлем на согласование материал. В таком случае, позволите ли вы начать опрос? Мы бы хотели побеседовать с вами дважды, в начале и в конце.
— Конечно, не вижу проблем, — Готтфрид улыбнулся. — Начнем прямо сейчас?
*
К удивлению, с первым этапом интервью и правда удалось разделаться очень быстро. После того как Келлер и ее подопечная Биргит покинули его кабинет, Готтфрид нашел телефон Адлера и набрал его номер. После четырех гудков на том конце провода раздался мужской голос.
— Добрый вечер, — поздоровался Готтфрид. — Это Готтфрид Веберн, я вчера…
— Ах, Готтфрид, — Адлер, судя по всему, улыбнулся. — Так торопились узнать, что у вас там и как, что забыли вчера позвонить, не правда ли?
— Да, заработался.
— Ничего! Сейчас, подождите, посмотрю в вашу карту. Да-да… Так… Анализы в норме. Кровь, моча в порядке, фертильность чуть выше медианы, pH спермы…
— Да-да, спасибо, но я в этом не разбираюсь. Получается, я допущен?
— Допущены-допущены, так что не вздумайте употреблять алкоголь!
— Кто…
— Кто будущая мать? — Адлер, похоже, пребывал в отличном расположении духа. — Одну минуту.
В трубке послышался шелест бумаг.
— Берайтсшафтсляйтерин Агнета Мюллер, минус пятого года рождения.
Готтфрид почувствовал, как у него закружилась голова.
— Как вы сказали? — переспросил он.
— Берайтсшафтсляйтерин Агнета Мюллер, минус пятого года рождения. Ее фенотип сгладит ваши недостатки, а высокий интеллект обоих родителей, скорее всего, передастся по наследству. Кажется, она из вашей лаборатории, так что вам же лучше!
— Благодарю вас за информацию!
— Конечно-конечно, обращайтесь!
Трубка разразилась противными короткими гудками. Готтфрид с отвращением швырнул ее на рычаг. Вот уж и правда, час от часу не легче! И Айзенбаум, сволочь, как в воду глядел! Готтфрид вспомнил свой сон и потянулся за платком — вытереть руки. Это было фиаско.
*
— У Айзенбаума было такое лицо, будто ему кто-то на роже говном усы нарисовал, — смеялся Алоиз, когда они летели вниз, закончив с работой. — Понятия не имею, что он там наговорил этим достопочтенным фрау, но, кажется, тебя он теперь возненавидит еще больше!
— Я тоже не знаю, — проговорил Готтфрид. Он сам вообще смутно помнил вторую половину интервью — все его мысли были заняты совершенно другим.
— Что с тобой такое? Ты после этих формальностей опять какой-то кислый.
— Например, мне нельзя пить.
— О, тебя допустили! Поздравляю! — Алоиз широко улыбнулся.
— Угу.
— Кто мать, знаешь?
Готтфрид вздохнул. Отчаянно хотелось напиться вопреки директиве Адлера.
— Угу.
— Ну не тяни же ты кота за причиндалы! — воскликнул Алоиз.
— Агнета! — рявкнул Готтфрид, закладывая слишком крутой поворот. — Агнета, мать ее, Мюллер!
— Ну так это же отлично, дружище! — Алоиз похлопал его по плечу. — Вы друг друга знаете, цените, она к тебе очень хорошо относится.
— Ничего ты не понимаешь! — горячо возразил Готтфрид. — Айзенбаум был прав. Она уйдет из команды! И я останусь один с этой чертовой пушкой! На сколько она выпадет из процесса, а? Сам посуди! И Айзенбаум и все остальные будут тыкать в меня пальцем, мол, на бабу поставил? А ей каково?
— Ты с ней уже говорил?
— Нет.
— Ну так и не приплетай ее! Она, в конце концов, нормальная девчонка, хотя и физик. Только порадуется. А ты уже за нее решил какую-то муть! Вот что, поехали вниз! Тебе ж половой покой не прописали?
— Нет, — мрачно отозвался Готтфрид. — Пока нет.
— Ну… Поехали?
Готтфрид медлил. Какая-то часть его стремилась в “Цветок Эдельвейса”, но перспектива рассказа Марии о его новом задании пугала. Готтфрид сам не мог понять, почему, но, судя по ее реакции на упоминание Вальтрауд, здесь все могло быть куда хуже. Домой? Впереди выходные, пусть ему и стоило поработать, но возвращаться теперь в нору, в которой ему уже второй раз снилась форменная дрянь.
— А поехали вниз? — неожиданно предложил он.
— Уверен, — Алоиз с сомнением посмотрел на друга. — Там зараженные, радиация. А тебе вон, долг Отечеству…
— Адлер сказал, что, во-первых, еще действует антирадин, а во-вторых, дети, рожденные от облученных родителей, проще адаптируются!
— Ну, если Адлер сказал, — с сомнением протянул Алоиз. — Вот чертяка ты, Готтфрид! Знаешь же, что мне и самому интересно!
Они медленно плыли по воздуху вдоль одного из нижне-средних ярусов, немного ниже того, где они некогда встретили то самое существо. Признаков жизни там не было — заброшенные бетонные коробки с зияющими провалами окон-глаз, битые стекла, какой-то мусор.
— Смотри! — Алоиз дернул Готтфрида за рукав.
Готтфрид замедлился еще сильнее, почти повис в воздухе, чтобы посмотреть, на что же указывал друг.
У самого более-менее ровного пятачка, когда-то, похоже, бывшего весьма роскошной посадочной площадкой, громоздилось здание. Когда-то отделанное светлым, почти белым камнем, большую часть которого уже давным давно сковыряли или разбили, с огромными окнами и даже остатками балконов, старомодное, вроде тех, что были до Катастрофы, оно казалось здесь совершенно чужеродным. На его крыше, отделанной вычурными барельефами, тоже искалеченными, громоздился следующий ярус Берлина, и громоздился до того несуразно, что казалось, что это здание сюда воткнули совершенно вопреки здравому смыслу.
— Давай его осмотрим? — глаза Готтфрида загорелись.
— А если там кто-то есть?
— Хм-м… — протянул Готтфрид. — Да… Если зараженные…
— С другой стороны посмотри! Там над входом свастика!
— Думаешь, зараженные бы ее содрали?
— Ну конечно!
— Может, ловушка, — с сомнением проговорил Готтфрид.
Его раздирали сомнения. Чертовски хотелось влезть внутрь, осмотреться, но он прекрасно понимал, что попади они в лапы зараженным, о которых говорили Мария и Барвиг, им не сносить головы. У них не было оружия, они были совершенно беззащитны.
— Знаешь, я беру свои слова назад, — уверенно заявил Готтфрид. — Я не самоубийца, этого Партия не поощряет.
— Ну… — Алоиз, похоже, тоже боролся с желанием все-таки влезть в столь интересное здание. — Ты прав, — признал он. — Давай, что ли, пошатаемся по окрестностям “Эдельвейса”? Или чуть ниже?
— Давай, — с легким сердцем согласился Готтфрид. Он еще раз бросил взгляд в одно из огромных окон странного дома, и в тот же миг ему почудилось какое-то движение. — Алоиз… Там кто-то есть.
— Уверен?
— Нет, конечно, — фыркнул Готтфрид. — Может, просто тени.
— Ну и фюрер с ними.
Согласившись, что уж под свастикой с тенями точно фюрер, Готтфрид направился наверх. Вот еще, так рисковать! Они не настолько идиоты, посмотрели — пора и честь знать.
Ярус за ярусом город становился все оживленнее. Туда-сюда сновали пестрые фигуры, иногда встречались и форменные мундиры. Пару раз Готтфрид заметил непропорционально огромных — людей? Существ? Эти твари были ростом выше любого истинного арийца раза эдак в полтора, и шире — примерно в два.