— Иди ты, — Готтфрид легонько пнул друга в плечо.
Эту ночь, несмотря на стесненные условия, он проспал крепко и без сновидений. Проснулся же лишь тогда, когда Алоиз, уже одетый, потряс его за плечо:
— Эй, соня! Вставай! Опоздаем.
Готтфрид поспешно скатился с кровати, не успев продрать глаза.
— Ну ты гад! — с чувством протянул он. — Мне бы теперь в душ успеть.
— Успеешь, я пока завтрак приготовлю. Тебе бритвенные лезвия нужны?
— Не-е, — Готтфрид потер глаза. — Я свои взял. А вот полотенце попрошу.
— Вот хитрюга, — покачал головой Алоиз. — Ты вчера, выходя из дома, уже знал, что ночевать будешь в другом месте?
— Конечно, знал! Не откажешь же ты другу в ночлеге! — Готтфрид рассмеялся. — На самом деле, я их после нашего первого же приключения с собой вожу.
— Ну да, на тебе заметнее — волосы-то темнее, — проговорил Алоиз. — Ладно, иди, топись. А то точно опоздаем.
Готтфрид стоял под струями воды и ощущал себя свежим и отдохнувшим. С сегодняшнего дня начиналась новая страница его жизни, новая страница его служения Арийской Империи. На сей раз не только как ученого, но и как мужчины, будущего отца. Получив эту возможность, он перестал рассматривать ее как привилегию; как повинность, впрочем, тоже. Теперь это был просто факт, такой же, как тот, что его зовут Готтфрид Веберн, у него две ноги и две руки, а также одна голова — надо заметить, очень умная голова. Он выполнит этот долг, он доделает проект по пушке и поедет на испытания, с кем скажут — хоть с Айзенбаумом, хоть с ненавистным Штайнбреннером.
Вчерашние мысли показались ему сущим бредом. Ну разве существо с тем-самым-номером было человеком? Да нет же. Мария? Ей стоило вступить в Партию, быть более настойчивой. Гестапо? Он чист перед ними, тем более, дневника они не нашли. Он расскажет все о зараженных, без утайки — кроме того, что видел их в “Цветке Эдельвейса”. И то только потому, что уже однажды сказал, что не видел их там. Ну как — не видел. Не помнит, чтобы видел. А это уже вовсе не вранье, а только лишь полуправда.
Он тщательно соскреб щетину с подбородка, верхней губы и щек. Умылся ледяной водой и принялся вытираться. Опаздывать на работу точно не стоило.
____________________________
1) Марш СА, подробнее: https://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%9F%D0%B5%D1%81%D0%BD%D1%8F_%D0%A5%D0%BE%D1%80%D1%81%D1%82%D0%B0_%D0%92%D0%B5%D1%81%D1%81%D0%B5%D0%BB%D1%8F
Пародия Бертольда Брехта, в русском переводе “Бараний марш” http://webkind.ru/text/2700149_154607p957550705_text_pesni_baranij_marsh_bertold_breht.html
2) Шкала Нойманна в данном мире — полный аналог шкалы Апгар. Шкала Апгар была разработана американкой Вирждинией Апгар и в 1952 году представлена на ежегодном конгрессе анестезиологов
========== Глава 18 ==========
Агнета сидела за обеденным столом в форменном халате и теребила его платок. После работы она категорически отказалась лететь домой вместе с Готтфридом и попросила его быть у нее в восемь тридцать. Он прибыл вовремя и теперь смущенно мялся на пороге, держа в руках пакет с фруктами. Он купил их, чтобы сгладить неловкость, но, кажется, это не помогло. Агнета не поднимала глаз и выглядела до того несчастной, что Готтфрид даже разозлился — как ему вообще выполнить свой долг, если у будущей матери трясутся руки и глаза на мокром месте?
— Я принес фруктов, — выдавил наконец он, проходя в квартиру.
По планировке она ничем не отличалась от Алоизовой — скорее комната, чем квартира; в одном углу небольшой кухонный гарнитур с холодильником, отделенный от остального пространства буфетом; маленький обеденный стол, небольшая тахта в углу, письменный стол, платяной шкаф да рукомойник в углу. Готтфрид уже прикинул, что тахта была пошире, чем у Алоиза, так что двое могли бы спокойно разместиться там без особенного дискомфорта.
— Благодарю, — бесцветно ответила она. — В целом, могли не беспокоиться.
Вновь повисло молчание. Готтфрид подошел к кухонному шкафчику:
— Я возьму тарелку?
Агнета молча кивнула. Он взял тарелку, выложил на нее фрукты и принялся мыть их — шум воды хоть как-то успокаивал.
— Берите, — он поставил тарелку на стол, придвинул табуретку и сел. — Вам выдали рекомендации?
— Да. — Агнета не шелохнулась.
Готтфрид взял с тарелки крупное зеленое яблоко и откусил — от кислятины даже скулы свело.
— Значит, так, — он положил яблоко на стол. — Мне доктор Адлер сообщил, что ближайшие пять дней мы должны придерживаться определенного режима. Я думаю, что удобнее всего будет придерживаться оптимального расписания, дважды в день.
— Я не хочу, — едва слышно проговорила она, так и не поднимая взгляда.
— Побойтесь фюрера! — вскипел Готтфрид. — Это ваш долг! Я тоже не хочу, но мы должны, понимаете!
— Понимаю.
Она встала и скинула халат. Обнаженная, бледная, с синеватыми пятнами на коже, точно высеченная из мрамора, Агнета стояла, ссутулив плечи и пряча высокую грудь. Светлые пряди распущенных волос падали ей на лицо так, что Готтфрид не мог рассмотреть его выражения. Он отвернулся и потер затылок. Так дело не пойдет — вместо какого-никакого желания Готтфрид ощущал лишь чудовищную неловкость.
— Нет, так не надо. Вам холодно, — он встал, набросил халат ей на плечи и, поддерживая под локоть, повел в сторону тахты. — Сядьте.
Он опустился рядом с ней на тахту и обнял. Этот жест — совершенно приятельский и немного покровительственный — никак не настраивал ни на романтический, ни, тем более, на эротический лад. Готтфрид даже пожалел, что не попросил у Адлера каких-нибудь стимулирующих таблеток.
Агнета расплакалась, вцепляясь пальцами в его китель.
— Давайте не будем! Скажем, что все сделали — а сами не будем.
Готтфрид растерялся. Он понятия не имел, как теперь быть.
— Но ведь вечно так не выйдет, — он гладил ее по спине и думал о том, как она отличается от Марии на ощупь — Мария была мягкой, теплой, она словно лучилась желанием, а Агнета больше походила на мраморную статую. — Знаете что? — он взял ее за плечи и слегка отстранил от себя, всматриваясь в ее лицо. — Давайте завтра сходим к доктору Адлеру? Наверняка можно произвести это в клинике! Я сдам материал, — ему показалось, что даже сдавать анализ с этой “порнографией медицинского назначения” было куда проще.
— Нет! Нет, пожалуйста… Я не хочу.
— Да определитесь вы наконец, и покончим с этим! — Готтфрид встряхнул ее за плечи.
— Лучше вы… Только… Осторожно, — она утерла нос предплечьем.
— Если у меня вообще получится, — проворчал Готтфрид. — Вы же любое желание отобьете. А я, между прочим, тоже человек.
Агнета только молча кивнула. Готтфрид принялся стаскивать с себя форму, даже не представляя, что делать с этой женщиной дальше. Адлер с таким же успехом мог приказать ему совокупиться, например, со статуей.
— Посмотрите на меня, не так уж сильно я от вас отличаюсь!
Готтфрид чувствовал себя форменным идиотом. Он стоял голыми пятками на холодном полу и ощущал, как все его тело покрывается гусиной кожей. Агнета только покачала головой и отвернулась.
— Слушайте меня! — он сел рядом и приподнял ее лицо за подбородок. — Прекратите это немедленно! Я не буду уговаривать вас, я не стану брать вас силой — я оденусь, уйду и напишу рапорт! И пусть Адлер сам делает с этим что хочет, поняли!
Он встал и принялся натягивать трусы.
— Стойте! Подождите! — она ухватила его холодными влажными руками. — Не надо рапорт! Я постараюсь.
— Тогда сделайте тоже что-нибудь, будьте любезны! Это командная игра, понимаете? Общая работа!
Она покивала, утерла слезы и принялась его рассматривать. Готтфрид ощутил себя музейным экспонатом.
— Слушайте, вот что, — он подсел ближе и слегка обнял ее. — Давайте вы мне расскажете что-нибудь. Например, почему вы вообще решили заняться физикой.
Она встрепенулась.
— Ах… Это… Это еще со школы!
Готтфрид слушал вполуха. Он придвинулся еще ближе и, чтобы она не боялась и не мерзла — в квартире было достаточно прохладно — накинул на нее халат. Пока она рассказывала о том, как в их школе девочек знакомили с точными науками только в очень общем обзорном порядке, и ей пришлось выбивать пропуск в учебную секцию мужской части гимназии и изучать физику почти что самостоятельно, Готтфрид, ощущая себя диверсантом, просунул руку ей под халат.