Гордон Найт, к слову, понятия не имел об этом — как и предполагала Фэй.
Она караулила у дома Бирса почти до рассвета, сама не зная, что сделает, когда (и если) он объявится: врежет ему кулаком по морде так, что расквасит нос, или кинется на шею и будет стискивать в объятиях до тех пор, пока он не признается, что просто немного помутился рассудком и уже все в норме.
Правда, в реальности она не сделала ни того, ни другого — ближе к рассвету его привезла на дорогой машине девица с копной невероятно-рыжих волос, и Фэй несколько бесконечно долгих мгновений наблюдала, как ее Райли неистово целуется с этой сукой.
— Кто это был, Бирс? — хрипло спросила она, когда машина укатила прочь, а Райли поднялся на крыльцо, где ждала его Фэй.
— Виктория, — просто ответил Райли.
Фэй отшатнулась, когда заглянула ему в лицо — с этого любимого, родного ей лица на нее смотрели глаза-дыры, черные и жуткие провалы, в которых была лишь бездна пустоты.
— Ты что, подсел на какие-то наркотики?.. — в ужасе прошептала она и попыталась коснуться его, но Бирс отдернул руку так поспешно, словно боялся, что Фэй заразит его чем-нибудь.
— Нам нужно расстаться, Фэй, я же сказал, — нервно проговорил он. — Я теперь с Викторией.
— Да кто такая вообще эта Виктория, мать ее?!. — взъярилась Фэй и внутри нее словно лопнула туго натянутая струна: по щекам градом покатились слезы, принося одновременно и облегчение, и чувство жгучего стыда.
Она никогда не плакала — даже когда умер ее отец.
Она была слишком сильной — но, как оказалось, и у нее было слабое место.
— Она — та, с кем я проведу вечность, — проговорил Райли, и Фэй поверить не могла, что он сказал это о ком-то, кроме нее самой.
— Мы же собирались пожениться после выпускного, Бирс, — напомнила она потерянно. — Ты что, спятил в одночасье?
— Нет, Чемберлен. Я в одночасье прозрел, — внезапно, Райли схватил ее за отвороты куртки и притянул к себе, их лица оказались близко-близко, и на мгновение ей почудилось, будто он поцелует ее, и все устаканится.
Но этого не произошло — он сказал:
— Комиксы оставь себе, — оттолкнул ее так, что она слетела со ступенек и зашел домой, хлопнув дверью.
Так закончилась их история любви — история, которая была полна романтических моментов и нежных, искренних клятв.
Просто в одно мгновение все рухнуло — и Фэй ничего не могла с этим поделать.
Чтобы не спятить от боли, тоски и гнетущего ощущения предательства, она воровала у матери валиум: под кайфом все казалось не таким уж и ужасным, хотя временами состояние отупения все лишь усугубляло.
Один раз она даже попыталась вскрыть себе вены — да позабыла об этом, едва забралась в горячую ванну, затем уснула и чуть не захлебнулась: мать успела вытащить ее вовремя.
Валиум она, конечно, после этого конфисковала — да и вообще все таблетки, которые были в доме.
— Если захочу накачаться, меня это не остановит, — мрачно усмехнулась тогда Фэй.
— Лучше захоти перестать убиваться по этому мелкому засранцу, — зло бросила мать в ответ. — Он того не стоит.
Но Бирс стоил — Фэй знала это.
Стоил — даже вопреки этому предательству, вопреки ее разбитому сердцу.
Просто кто-то (Виктория) сделал с ним что-то жуткое, кто-то (гребанная рыжая сука) промыл ему мозги, дал ему что-то, в сто крат сильнее валиума.
Кто-то украл у него душу — и оставил пустую оболочку.
То, что глядело на нее тогда из глаз-дыр, было не Бирсом.
Оно было лишь его тенью.
***
Райли Бирс пропал во вторую субботу октября — как раз перед их третьей годовщиной отношений.
Впрочем, праздновать все равно было нечего — он бросил Фэй за две недели до этого, даже не удосужившись объяснить, в чем причина.
В школе на нее все еще пялились и все еще обсуждали их с Райли расставание, а копы, которые пришли искать его и опрашивать друзей, лишь подлили масла в огонь.
В столовке кто-то довольно громко озвучил теорию, что Бирса взяла в заложники Фэй: чтобы отомстить ему за то, что бросил ее.
Фэй подумала: было бы здорово. Жаль, что это не так, и Бирс не лежи связанный у нее в подвале.
Она бы с удовольствием загнала ему пару иголок под ногти — чтоб знал, как ей было больно без него все это время.
Она бы провела над ним обряд экзорцизма — или как там это называется, черт бы побрал все это дерьмо.
Но Райли Бирс пропал — и оставалось лишь надеяться на то, что он еще жив, в чьем бы подвале он там ни был.
***
Он пришел к ней спустя пару недель — официально его уже объявили без вести пропавшим и посоветовали его матери не ждать чуда.
На чудо его появление похоже и не было — скорее на ночной кошмар.
Фэй никогда прежде не видела его таким бледным — и таким отрешенным и пугающим.
Радужка его глаз была окаймлена красным — а рука была мертвенно-холодной, когда он схватил Фэй за запястье и потянул на себя, вырывая ее из уютного тепла прихожей на крыльцо, продуваемое ветром.
— Я передумал, мне больше не нужна вечность, — губы его казались высеченными из мрамора, и Фэй отчего-то была уверена, что если коснется их, то они окажутся такими же твердыми, как мрамор. Хотя прежде его губы были мягкими и теплыми.
— Райли, все думают, ты мертв, — пробормотала она, не зная, то ли отнять из его обжигающе-холодной хватки свою руку, то ли обнять его и попытаться согреть.
— Так и есть, Фэй, — потерянно прошептал он, и шепот этот был полон отчаяния. — Так и есть. Я мертв. Ты чувствуешь этот холод? Он так глубоко проник в меня, что его уже никак не вытравить! Лишь ненадолго, лишь немного…
— Что случилось, Бирс?.. — тревожно потребовала ответа Фэй.
Она перехватила его взгляд — дикий, чужой.
Райли смотрел на ее горло — туда, где часто-часто пульсировала синяя жилка, Фэй ощущала это неистовое биение.
— Мне просто нужно немного твоего тепла, — на мгновение мраморное лицо смягчилось, на нем проступили любимые, такие знакомые черты, и исказились в гримасе страдания и мольбы: — Пожалуйста, Чемберлен. Не бросай меня.
— Я не брошу. Не брошу! — Фэй схватила его холодные пальцы обеими руками, в тщетной попытке согреть. — Мы же клялись, помнишь? Навсегда. Скажи мне, как мне помочь тебе. Что мне сделать, Бирс?
— Мне нужно немного твоей крови, — ответил человек с мраморным лицом, и последнее, что Фэй увидела, прежде чем свет для нее померк, были острые клыки, обнажившиеся в оскале.
Новорожденные вампиры не знают грани между «немного» и «до последней капли».
Виктория не считала эту информацию такой уж важной — как и жизнь девчонки, которую Райли Бирс убил, питаясь впервые.
========== Клаус Майклсон/Джейн Вольтури. TO/TwilightSaga. ==========
— Чего ты ищешь? — спрашивает юная, ангелоподобная Джейн Вольтури.
— Боли, — отвечает ей первородное чудовище, сокрытое столь же привлекательной маской, как и ее собственная.
— Тогда ты обратился по адресу, — ее тонкие губы раздвигаются в зловещей усмешке, а алая кайма радужки ее глаз выглядит особенно чужеродно на этом худеньком личике.
Он пускает своим жертвам кровь с изяществом, которое так редко бывает свойственно вампирам.
Она сеет боль и хаос с беспорядочной жадностью собирателя чужих страданий.
Он пишет ее портреты кровью своих врагов, она по ночам сворачивается калачиком у него на груди и пытает его через сны, проникая к нему в голову и истязая его воспоминаниями, страхами и наваждениями.
— Неужели она была так важна для тебя, что ее потеря заставила тебя сойти с ума? — задумчиво спрашивает Джейн, лаская его лицо мраморными, холодными пальцами.