Выбрать главу

Прекрасно понимая, что, быть может, не стоило тревожить девушку именно сейчас, Пересмешник все же решился нарушить тишину:

- Простите, Миледи, - издалека начал мужчина, одновременно с этим делая несколько шагов, приближаясь к рыжеволосой, - Если вы молились…

Взгляд, которым она наградила позволившего себе потревожить ее покой, говорил сам за себя. Сейчас в нем, пускай и не на долго, проступила та Санса, которая, покинув Винтерфелл вместе со своей семьей, приехала в Королевскую гавань. Вот только от той наивной девочки сейчас остался, пожалуй, лишь этот взгляд, да горечь, сквозившая в каждом ее слове, когда она вспомнила дни, предшествовавшие своему отъезду.

Едва заметно улыбнувшись, Пересмешник мысленно произнес: «О, да, Санса, тогда ты была той, ради которой слагались баллады и назначались турниры. Тогда ничего не предвещало тебе беды».

- Я была глупой девочкой, - в тот момент, когда она произносила эти слова, поднимаясь, чтобы, поправив плащ, направиться прочь, от той, прежней Сансы не осталось и следа. Теперь напротив него стояла безжалостная волчица, готовая на все ради своей семьи и своего дома.

- Ты была ребенком, - возразил ей Пересмешник, заставляя остановиться и посмотреть ему в глаза.

Ее бездонно-синие очи притягивали, заставляя все внутри у Мизинца переворачиваться. Они разрывали такую привычную маску, которая тут же разваливалась на куски, открывая того Петира Бейлиша, который, казалось, был похоронен под ней уже давно. Погребен с тех пор, как он едва выжил на дуэли с Брэндоном Старком, с тех пор, как он понял, что для той, ради которой он и затеял эту дуэль, он был всего лишь несмышленым мальчишкой. И где-то в глубине души он надеялся, что сейчас эта история не повторится, что Санса, хотя и унаследовавшая многое от матери, не повторит ее ошибок, отталкивая того, кто готов отдать за нее все.

- Что вам нужно? – холодный тон рыжеволосой резанул слух Пересмешника, впиваясь под кожу сотней ледяных осколков.

- Ты всегда знала, чего я хотел, - не отводя взгляда, произнес мужчина, смягчая горечь, сквозившую в словах усмешкой. Едва уловимо покачав головой в ответ на отрицание Сансы, он тут же продолжил: - И ты не ошибалась. Нет. Вовсе нет. Принимая решения, я закрывал глаза и всегда представлял себе одну картину… Когда надо было действовать, я спрашивал себя – поможет ли мой шаг воплотить ту картину в реальность?

Сделав шаг, Петир приблизился к Сансе настолько, что, казалось, слышал, как бешено колотится ее сердце, как в ее глазах на короткий миг мелькнуло что-то, похожее на панику, хотя она изо всех сил старалась не выдать себя, и хрипло продолжил:

- Перенести эту картину из моего разума в наш мир? И я действовал, когда ответ был «да». Я представлял себя на Железном троне и тебя рядом с собой.

Едва слова стихли в морозном воздухе, мужчина склонился, чтобы накрыть губы Сансы поцелуем, но тут же в грудь уперлась ее рука, останавливая его, а до слуха донеслись слова, в которых еще отчетливее звучал лед:

- Прекрасная картина…

А в следующее мгновение рыжеволосая пташка, обходя его, была уже готова упорхнуть. На мгновение прикрыв глаза, мужчина сглотнул, стараясь, чтобы голос не выдал его, и, не оборачиваясь, произнес:

- Вести о битве быстро разлетятся по Семи Королевствам.

Стихшие шаги давали Мизинцу хоть какую-то надежду, и, разворачиваясь лицом к Сансе, готовой в любой момент сорваться с места, он продолжил:

- Я во всеуслышание поддержал дом Старков.

- Это не мешало вам служить себе, Лорд Бейлиш, - каждое слово рыжеволосой, словно ледяным кинжалом, впивалось в душу Пересмешника.

- Прошлого не воротишь, - продолжил он, не отводя взгляда от Сансы, напряженно вслушивавшейся в его слова и стараясь, чтобы голос звучал ровно. - Ты можешь сидеть и горевать о нем или готовиться к будущему. Ты, любовь моя, - будущее дома Старков. Кого поддержит Север? - мужчина сделал пару шагов в её сторону, вкладывая в каждое слово все свое умение убеждать. - Законную дочь Нэда и Кейтелин Старк, рожденную в Винтерфелле, или бастарда без матери, рожденного на юге?

Не видя лица девушки, Мизинец мог лишь догадываться о том, какой эффект произвели на нее его слова. Замерев на месте, ожидая ее реакции, он готов был все отдать, чтобы сейчас она вернулась. Но, вместо этого, его пташка, сорвавшись с места, упорхнула, оставляя мужчину наедине со своими мыслями. На какое-то мгновение в мозгу Пересмешника зазвучал голос безумной Лизы Аррен: «Она никогда тебя не полюбит…», заставляя все внутри переворачиваться от боли. Неужто он опять просчитался, ослепнув от своей любви и желания защитить рыжеволосую? Неужто она, так же, как когда-то ее мать, не примет протянутую руку помощи? На эти вопросы он не мог пока дать однозначного ответа.

Винтерфелл встретил мужчину привычной суетой. Кто-то рубил дрова, кто-то чистил конюшни и приводил в порядок лошадей. Уже на лестнице Лорда Харренхолла догнал мальчонка, сообщивший, что через пару часов в главной зале состоятся выборы Хранителя севера. Пересмешник заставил себя улыбнуться, потрепав мальчишку по волосам и заверив в том, что обязательно явится на сие мероприятие.

После длительного пребывания на морозе, теплота покоев, в которых расположился мужчина, была приятным плюсом ко всему происходящему за этими стенами. Наливая в бокал вина, Бейлиш подошел к окну, которое выходило на окружавший замок лес. Смотря, как зимнее солнце медленно скатывается за верхушки вековых деревьев, мужчина, наверное, впервые почувствовал, насколько устал. Сплетая интригу за интригой, он зубами прогрызал себе путь наверх, цепляясь за малейшую возможность, он уже не упускал ее, поднимаясь все выше и выше. Все сказанное сегодня Сансе, там, в Богороще, было истинной правдой. Только ее, свою рыжеволосую пташку, он видел подле себя на Железном троне. Только ей, за исключением самого себя, он мог бы довериться. Вот только сама Санса не доверяла уже никому. Неспешно потягивая вино, Лорд Харренхолла где-то в глубине души все же надеялся на то, что ему удастся со временем вернуть доверие рыжеволосой волчицы, хотя прекрасно понимал и то, что это будет нелегкий и долгий путь.

Легкий стук в дверь отвлек Мизинца от мыслей, которые практически полностью завладели ним. А проскользнувшая в комнату птичка, принесшая ему последние новости, заставила его переключиться, внемля каждому ее слову. Медленно прохаживаясь по комнате, когда, получив за свое усердие пару монет, информатор бесшумно вышел, Пересмешник пытался осмыслить то, что ему стало известно. Девчонка Дайнерис постепенно набирала силу. Когда ее братец Визерис, оказавшийся чуть менее безумным, нежели его отец, выдал последнюю из дома Таргариенов за Кхала Дрого, кто бы мог подумать, что все обернется подобным образом? Что спустя несколько лет она будет править в городах, разбросанных в проливе Рабовладельцев, что ее армия будет насчитывать несколько тысяч человек, подкрепленных флотом бежавших с Железных островов Грейджоев и драконами? Но сейчас, сейчас девчонка становилась все более и более опасной. Кто знает, что творилось в ее прелестной белокурой головке, учитывая то, кем был ее отец. Определенно, теперь Дени вступала в игру полноправным игроком, с которым приходилось считаться. Да и сбрасывать со счетов Вариса, никогда не скрывавшего своих симпатий к дому Таргариенов, а теперь нашептывавшего девчонке свои советы, было нельзя. Вот только знала ли Мать Драконов о том, как старина Паук убеждал малый совет уничтожить ее и ее ребенка, когда Баратеон был еще жив?

На этот раз раздумья Пересмешника были прерваны еще одним посыльным, напомнившим о том, что в замке уже все готово для предстоящего совета.

Главная зала Винтерфелла была практически до отказа заполнена людьми. Все дома Севера, оставшиеся верными дому Старков, были здесь, смешавшись с остатками одичалых. Расположившись, по своему обыкновению, в тени, Лорд Харренхолла, тем не менее мог видеть и слышать все, что происходило, оставаясь до поры до времени незаметным. Но сейчас все его внимание привлекала та, что гордо восседала за главным столом рядом с бастардом и не сводила с него глаз. Мужчине казалось, что в этом взгляде было гораздо больше любви, чем несколько часов назад, когда этот взгляд был обращен на него, вызывая, казалось, давно позабытую горечь глубоко внутри.