- Надо было сказать тебе о нем и о рыцарях Долины. Прости.
Наблюдать за тем, как одно лживое изменение меняет взгляд Джона, было подобно бальзаму, проливающемуся на душу. Он верил всем ее словам и подумать не смея о том, что Санса может лукавить. Он верил ее виноватому взгляду, и этой вере суждено было уничтожить его.
- Мы должны доверять друг другу. Нам нельзя воевать между собой. У нас и так хватает врагов.
Бедный братец, он понял это слишком поздно. У него было множество шансов стать для нее близким человеком, когда она пыталась достучаться до него, когда просила послушать себя, а не других. Но он не воспринимал всерьез девчонку. До тех пор, пока она не привела с собой десять тысяч рыцарей. А теперь он позволял себе касаться рукой ее волос и целовать в лоб, даже не подозревая о том, насколько ей тяжело было сдерживаться от этого прикосновения. Санса замирала и затаивала дыхание, считая секунды до того, когда он наконец отойдет от нее. Еще немного, и ее начало бы трясти от ощущения чьих-то губ, касающихся ее. Интересно, он вообще представлял себе, через что ей пришлось пройти? Опустив взгляд вниз, Старк умоляла сама себя перетерпеть. Она твердила себе о том, что нужно не подавать вида, что нужно быть сильнее, что она будет сильнее.
Когда он отошел от нее, девушка наконец-то смогла свободно вздохнуть. Пару секунд приходя в себя, справляясь с тошнотой, подкатывающей к горлу, Санса окликнула бастарда:
- Джон! - поймав взгляд обернувшегося мужчины, она спокойно продолжила: - Из Цитадели прилетел ворон. Белый ворон, - глубоко вздохнув, она вспомнила слова отца и в груди кольнуло болью. - Зима настала.
Глядя на то, как суровое выражение лица брата меняется и на смену ему появляется мягкая улыбка, как в глазах его, обращенных к небу, мелькает тоска и радость, Санса и сама невольно улыбнулась. Она хотела бы видеть Джона таким - улыбающимся и открытым, прислушивающимся к ней воином, но не правителем. Таким она могла бы признать его.
- Что ж, отец всегда ее предрекал. Помнишь?
Одарив его нежной улыбкой, волчица перевела взгляд на заснеженную даль, стоило мужчине покинуть ее. Стоя на стене родного Винтерфелла, она чувствовала, как снег, падающий с неба, ложится на волосы и ресницы, как он тает на коже. И в то же время ей казалось, что этот снег проникает внутрь нее, что он заметает все тепло, которое в ней еще оставалось, все теплые чувства и светлые воспоминания.
После того, как девушка спустилась вниз, ей не хотелось отправляться в свои покои. За последние годы Сансе слишком много приходилось сидеть взаперти. Сначала она боялась выйти из своей комнаты в Королевской Гавани, потом пряталась в каюте, после проводила почти все время в комнатушке Орлиного Гнезда, затем боялась высунуть нос из повозки, в которой путешествовала, и напоследок оказалась заточена в покоях супруга. Здесь, на севере, после всех происшествий, ей хотелось просто побыть самой собой.
Покинув пределы замка, Старк неспешно направилась в Богорощу. Будучи девочкой, она приходила сюда так часто, что в памяти образ отца, сидевшего у корней громадного дерева с кроваво-красными листьями, был так четок, будто она видела его только вчера. Так же, как и он когда-то, рыжеволосая присела на выступившие над землей корни Чардрева.
Санса чувствовала себя опустошенной. Она чувствовала себя мертвой. Вернувшись наконец-таки домой, она уже не являлась самой собою. Не было больше той наивной девочки, верящей книгам и песням. Не было несмышленой синеглазой дочери Нэда, которая доверяла людям и считала красоту одной из добродетелей, не представляя о том, какая грязь может таиться внутри. В Винтерфелл вернулся кто-то другой в ее теле. Этот кто-то был твердо намерен во что бы то ни стало выжить. Кто-то внутри нее был готов когтями и клыками вырывать себе свое, уничтожая всех стоящих на пути.
Старк стала чудовищем. Пока что она сохранила силы признаться себе в этом. Только чудовище может заставить псов заживо сожрать человека. Только чудовище будет до последнего смотреть на это зрелище, чувствуя то, что чувствуют в этот миг гончие. И только чудовище не будет знать раскаяния. У монстра, которым она стала, больше не осталось ни веры, ни дома, ни семьи. Ничего из этого больше не радовало ее, ничего не могло вернуть ей ту беспечность и ощущение защищенности, которые она испытывала раньше. Она стала тем, кем ее пугали в детстве.
Находясь в глубокой задумчивости, северянка не услышала тихого скрипа приближающихся шагов. Смотря прямо перед собой, она не чувствовала невыплаканных слез, замерших в глазах. Погруженная в свои горькие мысли, она не заметила человека, облаченного в черный дорожный плащ, сколотый пересмешником под горлом, даже когда он остановился в десяти шагах от нее.
- Простите, Миледи.
Вздрогнув от до боли знакомого голоса, рыжеволосая тревожно свела брови на переносице и повернула голову в его сторону. Что нужно было Мизинцу, если он последовал за ней один, без охраны, за пределы замка?
- Если вы молитесь…
Вкрадчивый голос проникал глубоко внутрь, рождая беспокойство, которое трудно было скрывать. Особенно сейчас, когда он застал ее в момент слабости. Наверняка это было одним из его умений – прилетать тогда, когда человек не властен над собой.
Но она была последней из Старков. И как последняя из рода, она попыталась взять себя в руки.
- Я покончила с этим.
Едва заметно она отрицательно качнула головой. Кем она была до сих пор в его глазах, если он мог задать такой вопрос? Глупышкой Сансой, которая плачет каждый раз, когда оказывается несправедливо унижена?
Как бы то ни было, погруженная в воспоминания, она поделилась частью с незваным собеседником. Пока он стоял на расстоянии, она могла владеть собой, поэтому голос ее был тверд.
- В детстве я приходила сюда каждый день. Молилась о том, чтобы уехать отсюда. Тогда я думала о том, что хочу, а не о том, что имела, – рыжеволосая горько усмехнулась, с равнодушием скользнув взглядом по мужской фигуре.
В какой-то миг она почти что улыбнулась такому знакомому взгляду, с которым он внимательно выслушивал ее. Но потом северянка вспомнила, с кем именно откровенничает. Неторопливо поднявшись, она придержала руками плащ на плечах и вперила взгляд в землю, намереваясь обойти Пересмешника. Этого разговора вообще не должно было быть, следовательно, ей нужно было уйти.
- Я была глупой девочкой, – коротко бросив это, Санса хотела поставить точку.
И уж точно она не ожидала услышать от талантливого кукловода мягкое оправдание для себя. Скрывая удивление за холодностью и безразличием, она остановилась в шаге от него и посмотрела в зеленые глаза.
- Чего вы хотите? – измученно сорвалось с ее губ. Как бы ей ни хотелось оставаться куском льда, эмоции все же пробивались сквозь заиндевевшую корку.
- Ты всегда знала, чего я хотел, – понизил голос Лорд-Протектор, переходя едва ли не на шепот.
Услышав эти слова, волчица поняла, что правды не последует. Снова придется слушать красивую речь о чем-то отвлеченном, снова он попытается задурить ей голову, красиво уходя от ответа. Сейчас Сансе не хотелось играть в его игры.
- Я ошибалась, – поспешно признала Старк, не желая тратить время и находиться в его компании дольше, чем могла выдержать.
Когда-то ей казалось, что она действительно знает, чего хочет Лорд с Перстов. Тогда, еще не до конца расставшись со своей наивностью, Санса думала, что нужна ему. Она действительно верила, будто раз за разом он спасал из-за чувств. Теперь девушка прекрасно понимала то, насколько обесценилась за эти годы. Дважды побывав замужем и утратив свою суть, она стала почти никем. Вот только она не могла оторвать взгляда от глаз предателя.
- Нет. Вовсе нет, – отрицание, высказанное усталым тоном, подействовало на нее подобно яду. Пташка уже не могла пошевелиться, будучи отравленной им. - Принимая решения, я всегда закрывал глаза и представлял себе одну картину.
Не отводя глаз, она пыталась понять, кто сейчас перед ней: Пересмешник или Петир. Она пыталась понять: правду ли он говорит, или из его губ вновь льется ложь? И ей становилось не по себе, потому что сейчас Бейлиш, похоже, был с ней настоящим.