Но наше понимание того, что будущее станет кардинально иным, не означает, что мы действительно знаем, как оно будет развиваться или когда какие процессы будут запущены.
Возможно, восклицание «Что за черт?» на самом деле переводится как «Что нас ждет в будущем?». Куда приведет нас развитие технологий? Изумит ли оно нас или ужаснет? И, что самое важное, какова наша роль в моделировании этого будущего? Какие решения нам нужно принять сегодня, чтобы они способствовали созданию мира, в котором мы хотим жить?
Всю свою карьеру я был ИТ-пропагандистом, издателем книг, организатором конференций и инвестором, который бился над подобными вопросами. Моя компания O’Reilly Media работает над идентификацией важных инноваций и распространением информации о них, над усилением их влияния и ускорением их внедрения. И мы всегда пытались предупредить о том, что неправильное понимание того, как технологии меняют правила бизнеса или общества, ведет нас по ложному пути. Мы наблюдали многочисленные взлеты и падения технологий и видели, как компании, казавшиеся непобедимыми, становятся неактуальными, в то время как технологии, которые на ранней стадии никто не воспринимал всерьез, продолжали менять мир.
Если заголовки – это все, что вы читаете, возможно, у вас сложилось ошибочное мнение, будто ключом к пониманию того, какие технологии действительно важны, является тот факт, насколько высоко инвесторы оценивают компанию. Мы постоянно слышим, что Uber стоит 68 миллиардов долларов, что больше, чем General Motors или Ford; Airbnb стоит на 30 миллиардов долларов больше, чем Hilton Hotels, и почти столько же, сколько Marriott. Столь огромные цифры могут создать видимость несокрушимости компаний и того, что они уже добились успеха. Но только после того, как бизнес становится прибыльным, а не субсидируемым инвесторами, мы можем быть уверены, что компания уже никуда не денется. Ведь и спустя восемь лет с момента своего основания Uber продолжает ежегодно терять по 2 миллиарда долларов в погоне за статусом компании мирового масштаба. По сравнению с этой суммой потери таких компаний, как Amazon, кажутся ничтожными (за первые пять лет компания Amazon потеряла 2,9 миллиарда долларов, прежде чем в 2001 году получила свою первую прибыль). Теряет ли компания Uber деньги, как компания Amazon, которая стала чрезвычайно успешной, преобразовавшей розничную торговлю, издательское дело и вычислительные процессы в рамках предприятий, или как одна из моделей интернет-компаний, которой суждено потерпеть неудачу? Является ли энтузиазм ее инвесторов признаком коренной перестройки характера работы или признаком инвестиционной мании, подобной той, что предшествовала банкротству интернет-компаний в 2001 году? Как нам понять разницу?
Понятно, что стартапы, оцененные более чем в миллиард долларов, привлекают много внимания, тем более после того как в Кремниевой долине им присвоили новый термин: компании-единороги. Журнал Fortune начал вести список компаний с таким высоким статусом. Новостной сайт Кремниевой долины TechCrunch постоянно обновляет список «Лидеров среди единорогов».
Но даже если эти компании добьются успеха, они, возможно, не станут самым надежным проводником в будущее. В O’Reilly Media мы научились улавливать самые разные сигналы, наблюдая за новаторами, которые прежде всего подарили нам Интернет и открытое программное обеспечение, которые сделали это возможным. Они сделали то, что сделали, из любви и из любознательности, а не из желания сколотить состояние. Мы увидели, что такие радикально новые отрасли возникают не тогда, когда творческие предприниматели встречаются с венчурными капиталистами. Они начинаются с людей, увлеченных, казалось бы, невероятными идеями.
Те, кто меняет мир, – это люди, которые преследуют «единорога» совершенно иного вида, гораздо более важного, чем тот, что оценивается в миллиард долларов в Кремниевой долине (хотя некоторые из них также будут очень высоко цениться). Это подлинный прорыв, который, случившись в один прекрасный момент, становится настолько повсеместным явлением, что в конечном итоге воспринимается как нечто обыденное.
Том Стоппард красноречиво описал такой вид «единорога» в своей пьесе «Розенкранц и Гильденстерн мертвы»:
«Человек, прерывающий свое путешествие из одного места в другое в третьем месте, лишенном названия, отличительных признаков, населения и вообще значения, видит единорога, который пересекает его тропинку и исчезает… «Господи, – восклицает другой человек, – должно быть, я сплю, потому что, кажется, я видел единорога». В этот момент добавляется размерность, которая придает происходящему крайне тревожный оттенок. Третий же свидетель, вы же понимаете, не добавляет дополнительной размерности, а как бы растягивает ее, делает ее тоньше; а четвертый свидетель – еще тоньше, и чем больше свидетелей, тем скорей событие становится столь же тонким, как реальность, или тем, что называется общественным мнением».