При этих словах на боевую арену вылетели двенадцать всадниц в кожаных военных костюмах и с мечами в ножнах и с с грохотом окружили телегу. Они сидели на огромных конях гнедой масти, и пыль из-под конских копыт полностью скрыла женщину на телеге.
— Дорогу Богу и Богине! — крикнул другой голос, уже знакомый Зене. Это была Богиня любви Афродита.
— Сядь! — закричал кто-то на Зену.
Торис потянул её за руку.
— Телегу увезли, — показал он. — Наверное, за сценой её вытащат из этой упряжи.
— Да сядь же!
Она сделала глубокий вдох и села.
— Это была пивная банка. Судя по всему, полная.
— Она наверняка обложена ватой. Уверен, что её подготовили.
Взревели фанфары, и всадницы разошлись по углам боевой арены, потом выстроились в круг и пошли галопом.
— Теперь я знаю, как отдыхали люди, жившие в древние века, — сказал Джоксер. — А может, эти воительницы просто ковбойки, у которых сегодня выходной.
Всадницы выстроились двумя рядами. Снова прозвучали фанфары, и на боевую арену рысцой выехала воительница в сверкающих серебристых доспехах и с золотой короной на шлеме. Она была окружена парнями и девушками, сидевшими на лошадях и бросавшими в воздух лепестки роз.
Фанфары взорвались. По рядам трибун пошли люди в белоснежных и тёмных нарядах, изображающие древних олимпийских богов, они размахивали руками и призывали публику кричать:
≪Да здравствуют Бог и Богиня! ≫.
— Да здравствуют Бог и Богиня! — крикнул Джоксер. — Боги, мы вас любим!
На поле древняя свита подвела Бога Зевса к помосту.
Он картинно повернулся в седле и оглянулся назад.
Из ворот высунула нос ослица и внимательно осмотрела толпу. Потом она робко двинулась на боевую арену.
На ослице сидела девушка лет шестнадцати или семнадцати, одетая в костюм принцессы, сшитый из красных и синих материалов, на её голове блестела диадема.
У Зены перехватило дыхание. Это была та самая девочка, которая подглядывала за ней и Корделией. Ну, не совсем подглядывала.
Ослица разогналась, потом рывком остановилась, склонив голову и изо всех сил поддала задними ногами. Это внезапное движение, очевидно, застало девочку врасплох, потому что она перевалилась через голову ослицы и тяжело плюхнулась на землю.
Толпа заревела от восторга. Она глянула на Габриэль — ей это совсем не нравилось. Лиле тоже. Корделия что-то перебирала у себя в сумке, а Джоксер отставил свой лимонад и смотрел на сцену с отвращением.
Принцесса поднялась и медленно заковыляла к помосту, где всадницы слезали с лошадей и поднимались на платформу. Каждая воительница остановилась у своего сиденья без спинки. Когда к ним присоединились Бог Зевс и Богиня Гера, они все поклонились.
— Где Афина, моя никчёмная дура? — вопросил Зевс. К его одежде был прикреплён микрофон.
— Я здесь, мой Бог, я иду! — отозвалась Афина, тоже говорившая в микрофон.
— Видишь? Это просто представление, — заверил Торис Зену.
— Ах ты негодяйка! Ах ты презренная дрянь!
Афина попыталась взобраться на сцену, но она была слишком маленького роста и не сумела даже закинуть ногу на помост. Под хохот зрителей она сделала вторую попытку.
— Залезай немедленно, или, предупреждаю, и для тебя найдётся колодка! — крикнул Зевс.
— Солодка? — переспросила Зена у Ториса.
— Колодка. Как на той девушке, что была на телеге. Это древнее наказание. — Торис потёр лицо.
Зена спросила, оглядываясь:
— А где, кстати, мой Наставник? — у неё расширились глаза.
***
Ярмарка кипела вокруг Автолика и его спутниц. Детишки, изображавшие древних ангелочков, детей Купидона, с цветами в волосах и в маленьких кружевных белоснежных нарядах вопили от восторга, шныряя под ногами у взрослых. Статные молодые мужчины в древневековых одеждах — подпоясанные туники, длинные плащи — пробегали мимо них. Кто-то с плейером, кто-то с арфой. Издали доносились ритмичные звуки танца. В другое время это могло бы даже вызвать у Автолика ностальгию.
Но не сейчас. Сейчас он почти не замечал творящийся вокруг пандемониум. Рядом с ним шла, сгорбившись и спотыкаясь, Джина Андерсон, и Автолик мельком подумал, каково это — потерять ребёнка. Более того, ребёнок сам решил тебя покинуть, сбежать, а тебе надо жить дальше, не зная даже, выжил он или погиб в одиночестве.
У Автолика детей не было, но он считал, что имеет некоторое понятие о том, что переживает Джина. И в глубине души его даже была какая-то извращённая радость из-за того, что ему не дано понять этого лучше.
— Это конец, Автолик, — говорила Джина, когда они отходили от киоска — Андерсон с чашкой кофе, а Автолик с совершенно отвратительным чаем с пряностями. Его омерзительный запах напомнил Автолику лавандовые соли для ванны в бабушкином флаконе резного хрусталя. — Я дошла до точки. В ближайший понедельник меня уволят.
— Может быть, ещё не всё потеряно, — сказал Автолик.
Но он совсем не был в этом уверен.
Может, само время их знакомства создало между ними что-то вроде дружбы. Джонни Кэлендар погиб совсем недавно, и Автолик был погружён в своё личное, глубоко спрятанное горе. И, слушая дрожащий голос офицерши полиции, он думал о пропавшей дочери Джины. И представлял себе, насколько было бы хуже не знать, жив Джонни или мёртв. Если бы он просто однажды исчез бесследно.
И всё же даже сейчас Автолик предпочёл бы это твёрдой уверенности, что он не вернётся никогда. По крайней мере, так он себе говорил. Очень легко уговорить себя, если твёрдо знаешь, что этого никогда не будет. Но он жил над Подземельем Ада, и Джонни погиб здесь. И можно надеяться. Молиться. Быть настолько одиноким, чтобы тебя искушало желание обратиться к древним рунам и древним чарам.
Пить.
Но Автолик ушёл от пьянства. В тот единственный раз, когда он напился в Амфиполисе, Зена так напугалась, что он поклялся себе никогда больше не распускаться. Наставник не может позволить себе роскоши искать выход в забвении.
Можно допустить, что это дозволено полицейской офицерше вне службы. В Италии начальство Андерсон посмотрело бы на это сквозь пальцы, учитывая, что ей пришлось вынести. По крайней мере, в той Италии, которую Автолик знал и любил и по которой так остро тосковал.
— Вы уверены, что можете идти? — осторожно спросил Автолик.
— Нет, но я протрезвею. — Андерсон выглядела ужасно, и от неё разило алкоголем. — Не могу поверить, что я это сделала. Понимаете, я себе заказала колу, а они принесли мне пива. И я подумала: ≪А почему бы и нет? ≫ — Она отставила кофе и скривилась. Наверное, кофе был таким же несъедобным, как чай. — Потом ещё три пива, и прощай, моя нагрудная табличка.
— Вы просили колу, а получили пиво? — насторожился Автолик.
Андерсон раскатисто засмеялась.
— Ага. Представление девятнадцатилетней о рае. Я прослужила в полиции пятнадцать лет и выбросила всё на помойку, потому что погналась за дешёвой паршивой кружкой пива. И знаете что я вам скажу? Пиво было никудышное.
— В самом деле? — Автолик показал рукой в сторону грязного пятачка, который служил автостоянкой. Андерсон уже согласилась на предложение Автолика отвезти её домой. А велосипед его потом кто-нибудь доставит, может быть, Корделия или Лила. — Очень жаль.
И он вылил чай на землю с мрачной удовлетворённой улыбкой.
Когда они выходили, билитёрша высунулась из киоска и посмотрела на Автолика долгим взглядом, не говоря ни слова. Наставник обеспокоился и подумал, следовало ли оставлять здесь Зену одну. Хотя не совсем одну. Она здесь с друзьями. И с Торисом.
≪И это вполне правильно≫, — сказал он себе твёрдо. Может быть, он единственный из всех понимал, что Торис — это Торис, а Тор — это демон, который им овладел. И Тор, а не Торис был виновен в гибели единственного брата Автолика. Не Торис.
Автолик снова и снова напоминал себе, что ему не пристало изображать из себя отца Зены. Но, несмотря на её силу и её, можно так назвать, стойкость, она всё равно была девушкой, пережившей больше трагических моментов, чем женщины её возраста могли даже вообразить. Автолик никогда не забудет её беспомощный плач возле горящего склада, когда он так неразумно разъярился, решив уничтожить Тора за убийство Джонни.