Джина склонила голову:
— До свидания, мистер де Марко. Миссис де Марко.
***
И они вышли. Хлопнула входная дверь.
— Что с тобой творится? — заорала на мужа миссис де Марко. — Всегда этот поп, всегда этот чёртов приют! А я? Могу рассыпаться на части, тебе плевать!
— Арина, прости меня, — сказал мистер де Марко. — Я просто хочу, когда есть возможность, сделать добро…
— Ага, много ты сделал добра этому заразе. Когда он вернётся, я ему выбью такую бубну…
— Ты его пальцем не тронешь!
***
Когда они садились в полицейскую машину, Джина бросила взгляд на Автолика.
— Все так думают, — сказала она. — Считается, что если ребёнок у тебя сбежал, то не без причины. Ты его угнетал или бил. И никто никогда… — Голос её дрогнул. — Никто никогда даже не подумает, что он просто сбежал, и ты понятия не имеешь почему. — Она отёрла лоб рукой. — Чёрт, сейчас бы выпить!
— Спокойнее, подруга, — сказал Автолик.
Джина вздохнула и кивнула.
— Знаю. Завтра я буду знать, безработная я уже или нет. Тебе в учительской нужен преподаватель или помощник в библиотеке?
— Это нудная работа, — сказал Автолик. — Я имею в виду, работу школьного библиотекаря, а преподавателей нам хватает.
— Как и работа копа в наши дни.
И они обменялись понимающими взглядами.
— Можешь подбросить меня в школу?
Велосипед Автолика был в мастерской — не в той, в которой работала Арина де Марко. А в той, где ему сказали, что дешевле купить машину, чем чинить этот древний велик.
Он велел починить свой велик, невзирая на затраты. Новый — не значит лучший. Даже в Греции.
***
Сирена пригнала лошадь и неуверенно огляделась. Приют находился в самой мерзкой части деревни и в жуткой развалюхе — на втором этаже даже все стёкла были разбиты. Дом был деревянный, и если над ним поработать (работы непочатый край), он бы был очарователен. Наверное, очень старый дом. В Амфиполисе из-за землетрясений деревянные дома старались не строить.
Сирена не могла не признать, что несколько разочарована. Когда она предлагала провести свой благотворительный вечер, то представляла себе солнечный домик на лужайке, дети играют в воинов-защитников — что-то в этом роде. Она знала, что это наивно, особенно если сравнить мечту с реальностью: душераздирающая музыка такой громкости, что собственных мыслей почти не слышно. Свитки насчёт СПИДа, подростковой беременности и самоубийств на обеих сторонах облезной коричневой двери. Да, в её детстве всё было по-другому. Когда она была школьницей, не было ни одного случая…
Да нет, был.
Она замерла, держа руку на двери.
Был парень по имени Эрик Александер, который покончил с собой. Горсть таблеток. Никто не знал, почему. Кто-то говорил, что из-за девочки, кто-то утверждал, что с ним произошло что-то ужасное. Ходили по школе разговоры, но никто ничего не знал.
Сирене вспомнились слова отца:
— Бедный парень. Ему некуда было обратиться.
Так, может быть, неважно, что за дверью её встретил грохот, который теперь называют музыкой, удушливый дым сигарет и взгляды очень враждебных юных лиц. Девушки в густом гриме, огрублявшем и старившем лица, юноши с изощрёнными огромными татуировками. Все ребята напряглись, увидев её в дверях. Бледно-меловые и замкнутые лица. Испуганные лица.
Она остановилась на пороге, ища взглядом Рона де Марко.
К ней развязной походкой подошла девушка намного моложе Зены. На ней были джинсы такие широкие, что в них можно было ведро засунуть. На вылинявшей футболке надпись:
ВОДЯНОЙ — ЛЕТАЛЬНАЯ РАДОСТЬ
— Из социальной службы? — спросила она с презрением. — Или из мусоров?
— Ни то, ни другое. Я к мистеру де Марко. Он мой друг.
— Рон? — Она мотнула головой. — Он где-то внутри.
— Спасибо, — улыбнулась Сирена. Девушка не стала улыбаться в ответ. Вместо этого побрела прочь и с шумом отпихнула металлический складной стул. Злобно глядя из-под плаката ≪НЕ КУРИТЬ! ЗАКОН СТРАНЫ ГРЕЦИИ≫, она зажгла новую сигарету, уставилась на Сирену и выдохнула длинную медленную струйку дыма.
Сирене стало её жаль. Столько нужно усилий, чтобы быть такой злой. Наверняка она считает, что у неё есть на то причина.
Может быть, она и права.
Сирена быстро направилась в глубь здания и нашла Рона, сгорбившегося за истёртым столом со стопкой бумаг, очевидно, счетов, и чековой книжкой, прижатой чашкой кофе, чтобы не закрывалась.
Но Рон не выписывал чеки. Он рыдал, будто у него сердце разрывалось.
Сирена бросилась к нему, присела рядом и взяла его за руку.
Рон вздрогнул, рухнул в объятия Сирены и сказал:
— Они нашли его кинжал.
Сирена это знала. Рон уже сказал ей по телефону.
Но она только сказала:
— Ой, Рон! — и не стала мешать ему плакать.
— Он погиб. Я знаю, что погиб, — всхлипнул Рон. — Нет больше моего мальчика.
— Мы этого не знаем. — ≪И действительно в Амфиполисе этого знать нельзя≫, — подумала Сирена.
— Он так любил этот кинжал. И эту девочку. Я не должен был ему мешать. — Он попытался взять себя в руки. — Знаешь, всегда беспокоишься, что девочка не та, которая нужна. Мой отец всегда об этом беспокоился.
≪И был прав≫.
Сирена пришлось прикусить язык, чтобы не сказать этого вслух. По её мнению, Арина де Марко была одной из самых невыносимых людей в мире. Если верить Автолику, Рон её обожал, что, с точки зрения Сирены вообще не имело смысла.
Рон выпрямился и выдвинул ящик.
— У меня где-то были носовые платки.
Сирена порылась у себя в сумке.
— Вот, возьми.
— Спасибо. — Рон высморкался. — Я не понимаю, за что он так меня ненавидит. Будто он думает, что я жалею, что супруга родила его на свет. Что он разрушил мою жизнь. Ты понимаешь, нам пришлось…мы должны были пожениться. Но я всегда его любил. Он был моей радостью.
Сирена похлопала его по руке.
— Дети иногда неправильно понимают, Рон.
≪И родители тоже≫.
Но Рона трудно было утешить банальными словами.
— Я ночами не сплю, перебираю снова и снова всё, что я ему сказал. Да, мы, конечно, ссорились. А какой отец не ссорится с сыном-подростком? Но почему он решил, что я его ненавижу? Я ему никогда не давал повода.
Сирена не знала, что сказать. А что тут скажешь?
И она сделала то, что так часто хотела сделать с Зеной.
Обняла друга без слов. Просто обняла.
***
Зена лежала поперёк кровати, израненное тело ныло, как и предсказал Торис. Она слышала, как закрылась входная дверь. Прижимая сотовый, она вполуха слушала слова Габриэль:
— И я думаю, тебе следует быть осторожной, Зена. Я так говорю только потому, что о тебе беспокоюсь.
Зена открыла рот, чтобы возразить, но в этот момент вспомнила о братском поцелуе Ториса.
— Я знаю, что нам никогда…никогда не вернуть того времени, Габриэль, — сказала она. — Но мы…мы пытаемся найти способ хотя бы остаться в жизни друг друга. — Она вздохнула.
— Я не хотела тебя расстраивать, — искренне сказала Габриэль.
— Я знаю. — Зена снова вздохнула. — Ты моя подруга, Габриэль. Я рада, что ты это сказала, потому что мне надо было это услышать.
— Я говорю это не потому, что он пытался меня убить, — настойчиво повторила Габриэль. — Ну, может быть, немножко и потому. Но я не хочу, чтобы он делал больно тебе, хоть он и был когда-то твоим старшим братом. Любым способом.
На глазах Зены выступили слёзы.
— Я понимаю.
— Зена? — позвала Сирена.
Зена торопливо выдохнула в сотовый:
— Мне пора. Мама вернулась, и надо тащить пакеты с едой, или распаковывать картины, или ещё что-нибудь.
— Наверное, ≪ещё что-нибудь≫, — предположила Габриэль. — Например, хочет поехать с тобой в магазин за новой обовью.
— Уж наверняка, — насмешливо протянула Зена.
— Что она сказала, когда тебя увидела?
Зена прикусила губу:
— Раз ты спрашиваешь, могу сказать, что она меня ещё не видела.
Пауза.