Сегодня первый день нового учебного года, и на всех школах подняты флаги. Дети идут учиться, а сердобольные родственники торопливо, словно в последний раз, пихают в их зазевавшиеся рты кусочки тостов, горсти хлопьев из разноцветных баночек и коробочек.
Мое зрение ослаблено близорукостью до уровня восприятия наиболее ярких штрихов действительности, наподобие импрессионистических мазков, и по дороге я вспоминаю один момент две недели назад на побережье Норфолка, когда я стояла на берегу Северного моря, в шерстяной вязаной шапке, натянутой до бровей, и укутанная в шарф, замотанный вокруг шеи и доходящий почти до глаз. Восточный ветер, не типичный для этого времени года, дул мне прямо в лицо, заставляя глаза слезиться. Мне приходилось непрерывно моргать, чтобы хоть как-то прогнать туман. Как будто смотришь сквозь мутную призму. Едва лишь мне удавалось сфокусировать взгляд на чайке или особенно красивом камне, картина тут же разбивалась на хаотичное нагромождение различных очертаний и красок. Это меня поразило, потому что это было в точности похоже на то, как я сама ощущала свою жизнь. За эти годы я словно распалась на мелкие частички, одна другой меньше. Теперь, перед лицом перспективы трех свободных дней в неделю, я думаю о том, что настало время восстановить целостность свою и окружающего меня мира, вот только я уже не помню, как все эти кусочки сложить вместе. Есть Том, дети, моя семья, друзья, школа — но все это разрозненные элементы, и нет единого целого. Где-то в водовороте домашних дел я действительно потеряла себя. Я знаю, откуда пришла, но не понимаю, куда иду. Я пытаюсь уцепиться за самую большую картинку, но не помню, какой она должна быть. Восемь лет назад я оставила работу, которую любила, — режиссера программы телевизионных новостей. Оказывается, тринадцатичасовой рабочий день и материнство — вещи малосовместимые. Кто бы ни убеждал меня, что работать полный рабочий день и иметь детей равняется тому, чтобы иметь и то и другое одновременно, был не очень силен в математике. Всегда оказывалось, что чего-то не хватает. Включая остаток нашего счета в банке, который не менялся в лучшую сторону, поскольку мы платили няньке. И, кроме того, я очень тосковала по Сэму.
Восстановительные задачи — дело не одного дня и, может быть, года. А вот то, что я должна сделать прямо сейчас, видя впереди детскую площадку, — это придумать несколько запасных ответов на те неминуемые дружелюбные глупости, которыми обычно отмечается начало каждого учебного года. Что-нибудь простое и незамысловато-абстрактное — подробности никого не интересуют.
«Лето было трудным, кульминацией неприятностей из-за недостатка наличности стал неудачный отдых в кемпинге в Норфолке, во время которого я погрузилась в жуткое самоедство, переоценивая ключевые моменты своей жизни (беспорядочно, поскольку в этом мой муж прав — я не умею определять приоритеты), например: решение оставить работу после рождения детей, состояние нашего брака и нехватку денег.» — Я представляю, как произношу эти слова, отчаянно жестикулируя, чтобы показать всю глубину своих чувств. — «О, я еще не сказала, что мой муж хочет, чтобы мы сдали наш дом в аренду и переехали к его матери — на год, до тех пор, пока наша финансовая ситуация не станет более стабильной?»
Каникулы были водоразделом, мы оба знали это. Но их последствия стали очевидны не сразу.
— Мама, мама, ты меня слышишь? — это Сэм.
— Извини, просто задумалась, — отвечаю я, а он повторяет вопрос: не похож ли он на собаку-поводыря? — Немного, — говорю я, скосив глаза на дорогу.
Впереди я вижу расплывчатые очертания идущего нам навстречу мужчины. Кажется, он разговаривает по мобильному телефону. Теперь провел рукой по темным густым волосам… Знакомый жест! Этот мужчина мне запомнился с прошлого учебного года. Я прозвала его Прирученный Неотразимец — да, да, именно так. Однажды он при мне авторитетно рассуждал о том, что именно должен включать самый питательный завтрак ребенка, который мы даем ему в школу. А еще я подметила, что он весьма не прочь покофейничать утром с мамашами. Однако дело не в нем. Запомнила я его совсем не поэтому. В его движениях и взгляде есть что-то первобытное. Особенно когда он молчит. Какое-то животное обаяние.
Я узнала его даже издалека. И в странном наслоении мыслей мне внезапно приходит в голову, что появился он в этот момент не случайно — ибо невольно стал частью той картины жизни, которую я сейчас себе представляла. Я проклинаю свою утреннюю торопливость и самонадеянность: ни клетчатые пижамные штаны, выглядывающие из-под длинного бесформенного пальто, ни само это пальто, в котором я надеялась выглядеть небрежно-шикарной, не сработали — стиль «нижнего белья в качестве верхней одежды» сегодня мне явно не удался. Однако предпринимать что-либо поздно. И прикрываться сыновьями тоже уже бесполезно. Я лишь украдкой проверяю, не осталось ли на моих глазах вчерашней не смытой косметики — для этого я на мгновение приближаю лицо к боковому зеркалу припаркованного тут же внедорожника. И в ужасе отскакиваю: стекло автоматически опускается, и я вижу перед собой лицо удивленно взирающей на меня дамы. Смерив меня взглядом, она любезно осведомляется, что это я такое делаю.
— Боже мой, да вы похожи на панду! — восклицает затем эта безумно привлекательная мамочка, моя Немизида от гардероба — Само Совершенство. Она открывает бардачок, и я вижу его содержимое, включающее полбутылки «Мот», ароматизированную свечку «Джо Малой» и подушечки для удаления макияжа с кожи век.
— Как вы все успеваете? — спрашиваю я ее, с благодарностью вытирая глаза. — У вас есть какая-то система?
Она бросает на меня еще один недоуменный взгляд.
— Прислуга.
— Хорошо провели лето? — как ни в чем не бывало произношу я положенное.
— Чудесно! Тоскана… Корнуолл… А вы?
— Великолепно, — заученно отвечаю я, но она уже смотрит куда-то вперед, на дорогу и нетерпеливо постукивает пальцами по рулевому колесу.
— Мне пора, а то я опоздаю! Астанга-йога. Кстати, это на вас шотландский плед? Оригинально.
А Прирученный Неотразимей легко и неторопливо продолжает приближаться к нам. И вот уже приветственно машет мне рукой. Я отвечаю тем же. И тут замечаю, что другая его рука в гипсе. О, счастье! Есть повод, прямо-таки взывающий к разговору!
— Вы сломали руку!.. — восклицаю я, кажется, с излишним энтузиазмом.