Проходит несколько больше времени, чем я ожидала: по пути он останавливается, чтобы поприветствовать других гостей и использовать возможность оглядеть комнату и насладиться вниманием. Для невысокого человека шаг у него широкий. Когда он оказывается на расстоянии метров двух от нас, улыбка сползает с его лица. В течение какого-то времени он стоит неподвижно, а его глаза перебегают с Тома на меня. На мгновение мне кажется, что комната погрузилась в тишину. Но вот Гай делает движение и снова шагает к нам, возможно, слегка натянуто, но, тем не менее, собравшись и демонстрируя сносное показное удовольствие, хотя, когда он, приблизившись, жмет мне руку, я замечаю, как мускулы на его скулах подергиваются от напряжения, чтобы удержать на лице это дружелюбное выражение. Глаза его, однако, не улыбаются. Они холодные и злые.
— Я так счастлива, что Гай дома! В прошлый раз, когда мы пригласили друзей на обед, ему пришлось улететь в Париж по делам! — щебечет Само Совершенство. — Работа — его повелительница. Разве не так, дорогой?
Том явно испытывает стеснение. Мы пожимаем руки немного более крепко, чтобы успокоить друг друга.
— Рад познакомиться, — произносит Гай официально во время рукопожатия.
Тому требуется больше времени, чтобы оправиться, и, несмотря на то, что ему удается заставить себя протянуть руку Гаю, он сразу отступает в сторону, едва она высвобождается из его ладони, и сует ее в задний карман брюк, где она беспокойно мечется в течение последующих пяти минут.
— Люси — член родительского комитета, — ласково говорит мужу Само Совершенство. — Она помогла организовать сегодняшний вечер, и ей удалось убедить женщину, которая возглавляет комитет, не заставлять нас приходить одетыми в костюмы наших любимых книжных героев.
— Зато летний праздник будет на римскую тему, — подхватываю я.
Том и Гай стоят неподвижно и молчат.
— Она одна из моих надежных союзников, — говорит дальше Само Совершенство, с тревогой глядя на своего супруга, как бы желая, чтобы он сказал что-то подобающее случаю. Я пробую сопротивляться лести, ибо знаю, что она просто старается быть любезной и что я буду по-прежнему чувствовать себя обделенной на детской площадке, когда там угощают чем-то вкусным.
— Я много о вас слышал, — наконец произносит Гай, обнимая жену, чтобы обрести равновесие. Он наполняет вином бокал Тома, и я замечаю, что его рука чуть дрожит.
— Можно мне похитить его на минутку? — спрашивает меня хозяйка дома, указывая на Тома. — Я действительно хочу показать ему, как мы расширили кухню. У нас тот же архитектор, что и у Дэвида Кэмерона. Он живет совсем близко. Так волнующе жить в тени следующего премьер-министра. — И она быстро идет вперед, засунув одну руку в задний карман своих джинсов, выставляя напоказ задницу во всем ее тугом великолепии, — жест, который, я это точно знаю, направлен специально на Тома. Уходя, он шепчет мне на ухо:
— Ничего средневозрастного.
Я понимаю, что по пути домой столкнусь со стеной молчаливого упрека, но знаю также, что могу положиться на Тома: он терпеть не может сцен.
— Я присоединюсь к вам позже, Люси, есть кое-что, что мне необходимо обсудить с вами, — оглядывается на меня Само Совершенство. На этот раз мне удается сдержать свой порыв и не изобретать захватывающих сценариев. Однако если она хочет посоветоваться со мной по поводу школы, то мое превращение в «Мать с чувством собственного достоинства» будет полным.
Мы с Гаем остаемся вдвоем. Я беру из его руки бутылку вина и наливаю себе полный бокал, затем ставлю ее на стол. Здесь же стоит автоответчик. На сей раз он не мигает. Я усаживаюсь на край стола, Гай поворачивается лицом к окну — так, чтобы никто не видел, что мы разговариваем.
— Вы сторонник Кэмерона? — вежливо интересуюсь я. — Или вы считаете, что внутри каждого тори таится дух Нормана Теббита?
— В какую игру, черт возьми, вы играете? — спрашивает Гай. Его голос спокойный, но в нем слышится агрессия, а его лицо так близко к моему, что я чувствую тепло его дыхания. — Повторный визит в течение недели, не меньше? Я готов позвонить в полицию. Ваши отпечатки пальцев должны быть повсюду.
— Очень смешно, — говорю я. — Что вы собираетесь сообщить полиции?
— Что вы проникли в мой дом, украли белье моей жены и оставили этот… механизм в моем кармане, — яростно перечисляет он. — Знаете, он еще работал, когда мы вернулись домой!
— Мы были в перчатках.
— Знаю. Одну пару вы оставили в гардеробной комнате моей жены. Мне пришлось взять их с собой на работу, чтобы там выбросить.
— Я была лишь наблюдателем. Единственное, что я делала, — помогала Эмме удалить ее сообщение, составленное для вас обоих, и думаю, вы согласитесь, что я сделала вам одолжение. Подумайте над альтернативой! — Я пытаюсь утихомирить его с помощью логики.
Он кладет руку на затылок и начинает раздраженно тереть его. Я замечаю, что он лысеет.
— Послушайте, простите. В данный момент я в состоянии сильного стресса — Эмма отказывается отвечать на мои звонки, а жена наблюдает за каждым моим движением. Я думаю, вы могли бы как-то предупредить меня! Почему Эмма не сказала мне, что вы знакомы с моей женой и что наши дети ходят в одну школу? — тяжело вздыхает он.
— Я должна была прийти, потому что помогала организовать вечер, — отвечаю я, энергично обводя рукой комнату. — Что же касается Эммы, возможно, этот вопрос вам лучше адресовать ей.
Моя рука ударяется обо что-то твердое, и я оборачиваюсь — как раз в тот момент, когда содержимое бокала проливается на полосатую рубашку еще одного персонажа. Я поднимаю глаза, чтобы посмотреть, знаю ли я человека, перед которым собираюсь извиняться, и чувствую, как знакомая дрожь волнения охватывает мое тело. Роберт Басс промокает остатки жидкости грязным носовым платком.
— Боже, простите! — восклицаю я, поражаясь, как такой маленький бокал мог стать причиной такого большого пятна. — Гай, это Роберт Басс. Его сын учится в одном классе с нашими детьми.