Я выглянул во двор, так и не войдя в комнату Ребекки. Это просто заговор какой-то! Я надеялся, что мои бравые ребята не начали бить из мушкетов по толпе. Обошлось. Левый и Правый стреляли поверх голов, но на горожан это действовало самым отрезвляющим образом. Да и как тут бунтовать, когда мима уха свистит пуля, а потом пробивает изрядную дыру в доме позади. Воображение у буржуа было развито в достаточной мере, чтобы представить, какая беда ожидает того, кто поймает пулю своей головой. Да и промахнуться, стреляя из такого оружия, можно запросто. Допустим, метил ты в небо, а попал в глаз случайному прохожему. Чудеса, да и только!
Так что толпа перед воротами моего дома изрядно поредела. Буржуа собрались чуть поодаль и только грозили кулаками, но я видел, что напасть на дом у них духу не хватит. Вот если только у них отыщется опытный предводитель, который сумеет натравить толпу в нужную сторону… тогда и нам придется туго. Но, к счастью, пока такого вожака у них не имелось, и народ ограничивался проклятьями, разбавленными кислым пивом и слабым вином, которое тут же продавали уличные торговцы.
Пусть их. Каждый должен иногда выпускать пар. Я сделал знак своим, что их действия абсолютно правильны, и в очередной раз вернулся в дом, готовый лично прикончить каждого, кто в этот раз преградит мне дорогу к спальне.
В этот раз обошлось без задержек — этим я сохранил чью-то никчемную жизнь.
Когда я открыл дверь, то понял, что мог и не торопиться. Ребекка крепко спала, укрывшись толстым одеялом, набитым невесомым гусиным пухом. Выстрелы и шум за окном ее нисколько не беспокоили, настолько девушка вымоталась и обессилела.
Я сел у нее в ногах и долго смотрел в ее слегка тревожное лицо, на котором волна за волной менялись разнообразные эмоции. Она то хмурилось, чуть подергиваясь всем телом, словно стараясь вырваться и убежать прочь от неведомой опасности, а ее кулаки при этом сжимались и разжимались. То, наоборот, расслаблялась и даже улыбалась. Но короткие моменты спокойствия быстро вновь переходили в беспокойство.
Незаметно, я и сам задремал, и проспал, наверное, час или два, потому что когда я открыл глаза, за окном уже начало смеркаться.
Ребекки в постели не было. Если и она сбежала, то, честное слово, вернусь в замок Монро и останусь там жить навсегда! Буду разводить племенных жеребцов и «грабить корованы»!
Что за жизнь собачья? Ни секунды для личного счастья, а девки, которые меня окружают, делают ноги при первой возможности. Может, со мной что не так? Рожа, отражающаяся в старом венецианском зеркале, вроде бы не кривая, телосложение спортивное, рука твердая, кошелек туго набит… и чего им еще надо?
Окутанный подобными мыслями, я вышел из спальни и спустился вниз.
И тут до меня донеслись чарующие ароматы, учуять которые в этом месте я никак не ожидал. Пахло свежей выпечкой, кашей и чем-то до боли знакомым и родным. Словно вернулся домой после долгой дороги.
Мимо меня пробежало двое слуг, тащивших чугунные горшки, видно только из печи. Я пошел за ними следом, вошел в обеденный зал и поразился произошедшим там переменам.
Мои доблестные воины, не боявшиеся никого и ничего на этом свете — лично отбирал молодцов! — сидели вдоль длинного стола, аккуратно сложив руки на коленях, и терпеливо ждали. Молча ждали! Никто не ржал во весь голос, не отпускал скабрезные шутки, не играл в кости, не дрался шутливо между собой, не рассказывал истории о женщинах. Невероятно! До сего дня и полагал, что подобное попросту невозможно.
Стол же быстро заполнялся горшочками, судочками, блюдами, кувшинчиками, литровыми кружками, да глиняными тарелками, которые таскали из кухни слуги.
Руководила ими Ребекка… нет, теперь это была Катерина! Одетая в длинное платье до пола, подвязанное поясом чуть ниже груди, с толстой косой ниже пояса, она стояла посреди зала, уперев руки в крутые бедра, и командовала прислугой.
— Тащи, тащи, чего рот разинул! Смотри, муха влетит, подавишься! Ставь сюда, прямо между щукой и карасиками. А этот горшок с кашей по центру ставь, чтобы любой дотянуться мог. Что значит, кашу плохо есть изволят? Кто тут собирается манкировать блюдами моей кухни? Может ты, здоровяк? Или ты, умник?
Правый и Левый, на которых указал ее перст, отрицательно затрясли головами. Кажется, они были слегка напуганы.
— Вот и славно, господа, вот и славно! Силь ву пле, как говорится!
Тут она заметила мое появление, и тон ее резко изменился. Из командного стал ласковым и нежным. Катерина низко поклонилась мне и произнесла по-русски:
— Исполать тебе, добрый молодец, избавитель мой! — и тут же добавила на французском: — Прошу к столу, господин барон!