Получив королевское финансирование, я выбрал толкового человека и дал ему должность инспектора водостоков с хорошим содержанием, а так же несколько людей в помощь, и работа пошла. В первую же подобную экскурсию один человек утонул, еще двое отказались участвовать в дальнейших работах, но остальные соблазнились высоким жалованием и остались. И уже через два месяца я получил первый примерный план того, что имелось на данный момент. Дело сдвинулось с мертвой точки, и при королевском одобрении начались первые мероприятия по расчистке и расширению водостоков. Да и гигантские кучи мусора за стенами города так же начали потихоньку разгребать.
Так что сейчас, въезжая в Париж, я уже не чувствовал мощного, сбивающего с ног смрада, как в тот самый первый знаменательный раз.
Я мечтал сделать место, где живу, чистым и пригодным для нормальных людей, к коим я имел дерзость себя причислять, и постепенно, шаг за шагом, шел к этой цели.
Какой-то шустрый мальчишка перебежал дорогу прямо перед нашими лошадьми. Еще бы мгновение и копыта перемололи бы его кости в труху, изломав тело и лишив его жизни, но паренек чудом увернулся и, даже не оглянувшись, скрылся в ближайшем проулке. Четверка сопровождающих меня воинов не обратила на происшествие ни малейшего внимания. Сбей мы его, никто из них даже не остановился бы, чтобы проверить, жив ребенок или нет. Я лишь облегченно вздохнул, но ничего не сказал. Настолько не ценить жизнь, свою ли, или чужую, у меня пока не получалось.
Вскоре мы добрались до особняка, который уже несколько лет был моей парижской резиденцией.
Вышколенные слуги приняли разгоряченных лошадей и увели на задний двор в стойла, мы же впятером прошли внутрь, где уже накрывали на стол. Нас сегодня не ждали, но в компетенции людей, служивших в доме, я не сомневался — их отбирал лично Перпонше.
Через четверть часа все было готово. На столе дымилась горячая еда, слуги уже разливали вино по кружкам, в камине трещали дрова, быстро нагревая обеденный зал.
Сразу же, не теряя времени, я приказал послать за мэтрами Жоли и Перпонше.
Люка и Бенезит, по выработанной за годы привычке, расположились по обе стороны от меня. Мерентрин и Лаваль сели чуть дальше — они, хоть и входили в ближний круг, но были задействованы в роли моего спецназа, а не телохранителей.
— Сегодня можете расслабиться, — разрешил я. — Дело сделано, и пока заданий нет.
— В город можно прогуляться? — уточнил Лаваль, переглянувшись с Мерентрином. Оба любили гульнуть и старались не пропускать ни одной юбки.
— Можно. Только условие — город должен остаться в том же состоянии, в каком мы его увидели сегодня. Ничего не разрушать, людей по возможности не убивать!
Напутствие было не лишним. Мои люди отличались крайне несдержанным вне службы нравом, и я бы никому не посоветовал искать с ними ссоры. Конечно, д’Артаньяна им не переплюнуть — однажды тот сжег целый квартал Парижа и взрывом уничтожил один из корпусов университета, но и без бравого гасконца эта парочка была способна на многое.
Люка и Бенезит никуда не отпрашивались, они ни за что не оставили бы меня одного, без малейшего прикрытия, лишь в компании слуг, которые, хоть и могли попытаться дать отпор в случае нападения, но даже все, вместе взятые, и близко не сравнились бы с братьями.
После ужина я поднялся в свою спальню. Слуги уже зажгли свечи, и первое, что мне бросилось в глаза — тот самый портрет Ребекки. Точнее, конечно же, не Ребекки, а Екатерины Михайловны Романовой-Хлоповой, незаконной дочери первого русского царя династии Романовых, путешествующей по Европе в качестве агента высшего уровня, вхожей в любые царственные дома.
— Привет, Катя, — привычно поздоровался я с портретом, — как поживаешь?
Портрет, как обычно, промолчал. За неимением оригинала, мне приходилось довольствоваться общением с творением кисти художника. Катерина смотрела на меня, чуть улыбаясь краешками губ, и словно зная обо всем, что со мной происходит и происходило за время нашей разлуки.
С тех пор, как она спешно покинула этот дом по неведомой мне причине, Екатерина, как в воду канула. Но я верил, что она жива, и что мы еще встретимся.
Кстати, из поля моего зрения пропала не только она. Леди Карлайл и граф Рошфор так же исчезли, покинув Францию или же затаившись где-то в провинции. Я бы на их месте поступил схожим образом — гнев кардинала Ришелье был ужасен. Если бы они попались Его Высокопреосвященству под горячую руку, их головы давно попрощались бы с телами.