— Точно не могу сказать, — испанка, вроде как, даже расстроилась, — но им обоим сделали весьма щедрое предложение… которое сделало бы их первыми лицами при французском дворе.
— Кто сделал это предложение?
— Вот этого я не скажу вам, господин, просто не знаю. В Мадриде мы жили в большом доме, и я почти все время проводила на детской половине, крайне редко видя госпожу графиню и господина графа. Уже после, когда мы отправились в дорогу, то по необходимости почти постоянно находились рядом. Тогда-то я и услышала про Ла Русса, и про выгодное предложение, и о прочем… а того человека я видела лишь пару раз, мельком, еще в Мадриде. Знаю одно, он — испанец, и очень благородных кровей. Он высок, хорош собой, одет богато, смуглая кожа, орлиный профиль.
Боже, да под это описание подойдет любой испанский кабальеро! Нет, это не зацепка, мне нужно знать точно, кто он.
— То есть, вы не можете назвать имя того человека?
Лусия уверенно покачала головой и перекрестилась на всякий случай.
— Не могу, господин. Уж, простите меня… но я видела его буквально несколько дней назад в том доме, откуда вы меня забрали!
Ох! Вот это интересно! Простое совпадение, что как раз тогда королю подарили бракованного жеребца, который его погубил? Не думаю. Все же не одна лишь Медичи стоит за всеми этими событиями, чувствуется присутствие еще и других игроков… с испанской кровью в жилах.
Тридцатилетняя война, как ее назовут потомки, должна была начаться со дня на день, и Испания будет играть в ней ведущую роль. Но история уже пошла несколько иным ходом, чем было предписано. Людовик погиб на восемь лет раньше срока, Ришелье болеет сильнее, чем должен… все меняется, помимо нашей воли, а иногда, благодаря ей. И если случится так, что Медичи станет регентом вместо Анны Австрийской, как это случилось в действительности, то история сделает дикий поворот, и все пойдет совсем иначе, вовсе не так, как мы рассчитывали.
— Вы смогли бы его узнать при встрече?
— Несомненно, — кивнула испанка, — он очень… хм… запоминающийся.
— Это все, что вы можете мне рассказать? Учтите, в ваших же интересах не скрывать ничего. Дело слишком серьезно! Ваша госпожа — государственная преступница, и будет казнена. Вы считаетесь соучастницей, пока ваша невиновность не будет доказана. Любые сведения, которые вы можете сообщить, будут играть в вашу пользу. Подумайте, прежде чем отвечать! Речь идет о вашей жизни!
Я запугал Лусию до полусмерти. Она затряслась, словно при падучей, с уголка ее губ потянулась ниточка слюны. Не перестарался ли я?
— Мерентрин, подайте даме воды. Видите, ей дурно!
Тот выполнил приказ, испанка выпила залпом и слегка пришла в себя.
— Итак, вам есть, что мне сообщить?
Люсия затрясла головой. Ее лицо побагровело, и я испугался, как бы у служанки не случился приступ.
— Граф, которым вы интересовались, господин… он как раз отправился на встречу с испанским кабальеро, прихватив с собой всех слуг! Леди Карлайл тоже хотела ехать с ними, но граф запретил… графиня была разгневана…
— Что? — я навис над ней, как скала над одиноким деревом, и едва сдержался, чтобы не отвесить испанке оплеуху. — Почему вы не с этого начали рассказ? Сколько времени потеряно! Живо, назовите место, куда они направились!
Служанку вновь начало потряхивать от волнения, но через силу она все же выдавила из себя:
— Таверна «Гусь и петух»… вот только, господин, я не знаю, где именно находится это место!..
Я взглянул на Мерентрина и д’Артаньяна. Оба кивнули, подтверждая, что им это название известно.
— Отвести ее в комнату к ребенку, и наказать слугам, чтобы глаз с них не спускали! Едем в таверну! Немедленно!
Мерентрин быстро увел служанку, и пока мы с гасконцем спускались во двор, он уже вернулся, таща на плече огромный мушкет. Лишним не будет.
Вот только проблема — нас всего трое, в то время как на встрече будет явно превосходящее нас число врагов. С одним только Рошфором было пять слуг. Конечно, вряд ли они достойные бойцы, но если и при испанце имеется свита из нескольких человек, то нам придется несладко. Эх, сейчас бы с десяток-другой монахов де Бриенна — они показали себя самым лучшим образом… но, будем довольствоваться теми, кто есть в наличие…
— Я могу взять с собой несколько человек из роты Его Высокопреосвященства, — предложил д’Артаньян. — Те, кто не в караулах и не пьянствует в городе.
— А такие найдутся? — удивился я, зная нравы людей военных.
— Хотя бы пара человек да отыщется, — уверил меня лейтенант, — и казармы как раз по пути!
Спорить я не стал. Лишние пара минут роли уже не сыграют, а вот пара клинков — весьма вероятно. Мы вновь помчали по городу, заставляя прохожих шарахаться в сторону — не до них, и через четверть часа к нашей компании прибавилось трое гвардейцев, со шпагами и пистолетами, весьма довольных предстоящей забавой.
В одном узком месте дорогу перегородили повозки, встав так плотно, что проехать не было ни малейшей возможности. Возницы ругались между собой, выясняя, кто должен сдать назад, дабы освободить проезд другим, но никак не могли прийти к согласию, и длилось это действие, судя по всему, уже достаточно долгое время.
Д’Артаньян решил вопрос в пять секунд. Он подъехал вплотную к спорщикам, и заставил своего коня встать на дыбы. Копыта мелькнули прямо перед лицом одного из возниц, и он сразу же все понял. Поняли и другие. Проезд очистился за минуту, но и это время казалось мне долгим сроком.
Таверна «Гусь и петух» находилась на главном тракте за Парижем, в часе езды в обычное время года, но сейчас, по снегу, нам понадобилось целых два часа, чтобы добраться до места.
Уже изрядно стемнело, когда до искомой таверны оставалось всего ничего, а нам на встречу попались несколько господ в плащах и шляпах, закрывающих лица. В темноте я не мог разглядеть, кто под ними скрывается. Благо, метель уже не бушевала, но даже отсутствие снегопада не позволяло видеть дальше нескольких шагов.
— Проверить этих! — бросил я, и мои люди окружили дворян, давя их лошадьми и заставляя схватиться за оружие.
— Господа, в чем дело? — воскликнул один из них звонким голосом, обнажая шпагу. Я услышал легкий акцент, но не смог понять, какой именно. Остальные так же выхватили клинки, но Мерентрин навел на ближайшего дворянина ствол мушкета, лейтенант вновь заставил лошадь взвиться на дыбы, а троица гвардейцев, ухмыляясь и предвкушая удовольствие, обнажили шпаги. Преимущество было на нашей стороне, и все это понимали.
— По приказу Его Высокопреосвященства! — хрипло приказал я. — Дело государственной важности! Покажите ваши лица!
Им повезло, что они подчинились. Я сейчас пребывал в таком дурном расположении духа, что, не задумываясь, велел бы атаковать эту компанию, невзирая на возможные последствия.
Они подставили лица факелу, который сорвал с крепления на таверне д’Артаньян, и я смог убедиться, что не знаю никого из них. И уж точно тут не было графа де Рошфора, будь он проклят!
Их было трое, один — совсем молодой человек лет семнадцати, двое остальных постарше. Молодой возмущенно надувал щеки, внутренне пыжась от якобы поруганной гордости, те же, кто был постарше, выдержали досмотр невозмутимо.
— Господа, произошла ошибка, — сказал я, уверившись окончательно, что этих людей я не знаю, — можете следовать своей дорогой!
Двое мужчин кивнули, но молодой петушок завозмущался:
— А извинения? Где ваши извинения? Вы подвергли меня унизительной процедуре досмотра, тыкали мне факелом в лицо! Я жду извинений!
Я тяжело вздохнул. Ну, вот зачем этот тип нарывается на проблемы? Видит же, что перед ним серьезные люди, облеченные полномочиями на самом высоком уровне.
Д’Артаньян одобрительно кивнул словам юноши. Он вполне разделял его претензии, и сам поступил бы подобным образом в схожих обстоятельствах. Честь превыше всего! Не так ли?.. вот только я хоронил друзей, убитых на пустом месте, из-за совершеннейших недоразумений… им бы жить, да жить.