— Он хотел поставить атомный реактор на самолет?
— Да. Это была достаточно сложная техническая проблема. Кстати, в процессе ее решения появилось много новшеств, идей, которые потом пошли в другие области атомной энергетики.
— Крупных ученых всегда объединяет увлеченность?
— А как же без этого жить!
— Придумываете фантастические вещи, а потом их осуществляете?
— Не всегда все получается… Ядерная установка на самолете не появилась, но для космических аппаратов она широко использовалась. Это были бортовые электростанции. Вес там был ограничен, а потому защита ядерной установки была весьма компактной. Это была большая наука, и я этой проблемой тоже занимался…
— Насколько я знаю, мы до сих пор в этом направлении лидеры?
— Американцы до сих пор ничего подобного сделать не могут…
— И это праздник?
— Когда наши установки пошли, конечно… Мы переживали, страдали, а потом — успех! Это и есть праздник, потому что в большом деле есть частица и твоего труда. Это свойственно человеку: если его деяния востребованы, то он получает удовлетворение. А вот когда они обществу не нужны, то он начинает искать сферу своего применения, причем иногда даже появляются неестественные пути, которые ведут к удовлетворению потребностей человека. Именно в таких ситуациях появляются аномальные личности…
— … что характерно для нашего времени?
— Это есть всегда, но сейчас заметнее.
— Значит, вам повезло в науке?
— Безусловно! Я работал с замечательными людьми, у которых я прошел исключительно хорошую школу. Первым своим учителем я называю Александра Ильича Лейпунского, но были и другие.
— А другие праздники?
— Их много было! Дети рождались, заканчивали школу, поступали в институт, женились, — все это праздники!
— Внуки?
— Я очень богатый человек — у меня пять внуков!
— Они собираются идти по стопам деда?
— Сын закончил Физико-технический институт. В то время уже чувствовалось, что ядерная энергетика становится больше промышленностью, чем наукой… Впрочем, он "ушел в сторону" — он специалист по молекулярной биофизике, эта область науки весьма перспективна. Дочь тоже кончила МИФИ, но институт, где она работала, развалился, и она вынуждена была переучиваться и стала бухгалтером. Так что у детей и отца разные пути, ну а внуки, естественно, выберут свои… А жена у меня тоже физик. Нас обоих направили в Обнинск… Вот живем вместе уже 43 года.
— Вы упомянули о том, что ситуация вокруг атомной энергетики изменялась еще до Чернобыля. В нем это выражалось?
— То были другие изменения…После Чернобыля — они носили политический, социальный, эмоциональный характер, а до — совсем иного рода. Эта отрасль становилась все более и более промышленностью, более технической, где не требовались глобальные фундаментальные исследования. Наука всегда необходима, но характер ее изменяется, она становится прикладной.
— Исследователь передает свое дело инженеру?
— После защиты кандидатской я стал "кандидатом физико-математических наук", а докторский диплом — "технических наук". До Чернобыля была, конечно, борьба мнений в обществе, но она
обычной…
— Об одном празднике вашем я все-таки хочу напомнить… Я знаю, что он был для вас, когда вновь, второй раз пускали Армянскую АЭС. Разве не так?
— Это был большой праздник. И по многим причинам. Люди на очень тяжелом примере поняли, что они заблуждались. Чтобы масса поняла свое заблуждение, ее надо довести до крайнего состояния. К сожалению, в "промежуточном состоянии" она не способна принимать эффективные решения, лишь кризисное, крайнее состояние вызывает нужную реакцию… Я не имею в виду революцию, войну, разрушение, нет, речь идет о сознании, об осмысленном выборе. В Армении поняли, что атомная энергетика нужна, что ее безопасность можно обеспечить. И пуск Армянской АЭС — это разумный выход из кризисного положения. Я непрерывно, на самых разных этапах говорил, объяснял, доказывал, что не надо останавливать станцию, надо ее пускать… Меня обливали грязью, всячески обзывали в печати…
— Неужели?
— Даже такие определения были: "проводник колониальной политики России"… Даже в непрофессионализме меня обвиняли!