— Но ведь он не понял, что произошло?
— Не понял… Я ему потом объяснял все происшедшее… Однако он все принял на себя, мол, я директор — значит, и отвечаю за все!
— Но так и должно быть… Ведь первая его информация была ошибочна?
— Он просто не знал, что произошло. Считаю, умыслу у него не было… Даже мы довольно долго разбирались, а в его распоряжении были считанные минуты… Это ошибка нормального человека, который и предположить не мог о возможности такой аварии на его станции…
— Скажите откровенно: есть расчеты проектных и запроектных аварий — неужели тогда не предполагали, что такое может случиться?
— Отдаленные намеки были… Только потом, после аварии мы поняли, что какие-то сомнения возникали, что есть определенные режимы, при которых ввод стержней генерирует положительную реактивность… Весьма маленькую, тогда не предполагали, что она может быть столь большой и катастрофичной… Конструктора какие-то меры принимали…Но честно скажу, в голову подобное не приходило…
— И для науки это стало неожиданностью?
— Эти режимы не обследовались…
— Чем же ваши причины аварии отличаются от общепринятых?
— Сейчас мы все говорим одно, это тогда были разногласия… Итак, авария произошла по следующим причинам. Первое: физические свойства активной зоны были не оптимальными…
— То есть конструкция была неудачной?
— Я не употребляю слово "неудачная", я говорю — не оптимальные…
— Нужно пояснение.
— Соотношение ядер графита и урана было не оптимальным… Грубо говоря, ядер графита было больше, и спектр нейтронов был "перезамедлен"…
— Можно я сформулирую так: это была недостаточно глубокая проработка активной зоны?
— Как журналист и писатель вы употребляете резкие слова, но они не точны… Просто были свои соображения по эффективности работы реактора. Не будем углубляться в "физические дебри", а попробуем пробиться дальше и понять, почему такое произошло в Чернобыле… Итак, вторая причина — конструкция стержней была такова, что в этом "перезамедленном спектре" при вытеснении воды генерируется положительная реактивность. Вместо того, чтобы глушиться, реактор начинает разгоняться… Короче говоря, первая причина как бы выявила все недостатки конструкторские — в других режимах это и не проявилось бы… А дальше уже все понятно: реактор начал "разгоняться", вода вскипела, что дало дополнительную реактивность… И разгон уже пошел на "мгновенных" нейтронах. Ну а третья причина — ошибки персонала.
— Простите, можно упростить для домохозяек: атомная энергетика работает на "запаздывающих" нейтронах, а ядерная бомба — на "мгновенных"?
— В определенном смысле, да. В бомбах создают специальные условия, чтобы процессы шли очень быстро, у нас же скорости изменений маленькие… Но, тем не менее, тот факт, что на 4-м энергоблоке Чернобыльской АЭС процесс пошел на "мгновенных" нейтронах — катастрофа! Это огромное энерговыделение, разрушение активной зоны, взрыв, выброс, паро-циркониевая реакция, образование водорода и серия новых взрывов…
— Значит, атомный реактор "перешел" в атомную бомбу?
— В очень-очень "медленную"… К сожалению, образные сравнения грешат неточностями…
— Тогда очень боялись сказать правду, то есть назвать аварию "ядерной". Неужели это было неясно?
— Специалистам уже через несколько дней многое стало понятным, иное дело: у нас не было опыта борьбы с такой аварией, и его пришлось приобретать в очень суровых условиях.
— Значит, для вас Чернобыль это…
— …Страшная трагедия! Это самая крупная авария в атомной энергетике.
— Психологически?
— Не ищите иных слов! Это великая трагедия, растянутая по времени…
— А что такое уроки Чернобыля для вас, специалистов?
— Безопасности нужно уделять внимание каждый день! Это главный урок. Безопасность — доминанта нашей жизни.
— И это реально сегодня?
— Сейчас это есть, стало нормой. До Чернобыля, к сожалению, наше понимание было недостаточно глубоким. Некоторые воспринимали АЭС как обычные энергетические объекты.
— И весь смысл существования концерна "Росэнергоатом" в этом?
— Первое — обеспечить безопасность! Недавно прошла встреча "Энергетической восьмерки" — собирались руководители энергетики восьми стран, и министр Евгений Олегович Адамов попросил меня выступить перед ними. Я и сказал там: первое — обеспечение безопасности АЭС, а потом уже все остальное.