— Прекрасно, Рюкерт! — воскликнул Мельх. — Спасибо. Ну, а я, пока вы там были, посетил вашу квартиру.
Дементьев нахмурился, хотя знал, что ничего опасного для него полковник на квартире обнаружить не мог.
— Извините, Рюкерт, но я решил сделать это сам. В моем отделе гестапо — это я, и лучше, что туда сходил я, а не кто-нибудь другой.
— Неужели неверие друг в друга стало в нашей среде обязательным? — огорченно спросил Дементьев.
— Люди гестапо никогда никому не верили. В этом их служба. В общем, они уже заинтересовались вами, но я сказал, что за вас отвечаю я сам. И больше ради проформы решил съездить на вашу квартиру… Почему вы так мрачно это воспринимаете? Ведь ничего страшного не произошло. Наоборот, мать и дочь отзываются о вас прекрасно. Это ваш Железный крест лежит там на столе?
— Мой.
— Почему вы не сказали мне об этой вашей награде?
— Солдаты орденами не хвастают, они их хранят как воспоминание о битвах.
— Вы молодец, Рюкерт!… Между прочим, я бы на вашем месте обратил внимание на дочку художника. Прелестный цветочек, а?
— Иметь на войне романы солдатским уставом не предусмотрено, — сурово произнес Дементьев.
— Но, если в данном случае вы устав нарушите, я не взыщу… — Мельх засмеялся. — Вы свободны, Рюкерт.
— Я хотел спросить у вас…
— Завтра, завтра, капитан. Мне очень некогда. Идите…
Дементьев вышел на улицу и в глубоком раздумье стоял у подъезда. В странное попал он положение: так удачно закрепился в одном из отделов временного штаба, попал, как ему казалось, в отдел, который ближе многих других находится к эвакуации, а получилось так, что он приблизился к музею, а совсем не к порту, который был главной его целью. Могут пройти дни, и он узнает лишь, когда будут отправлять фонды музея. А может, уже сегодня, сейчас из порта уходят транспорты с солдатами, с техникой…
Дементьев беспомощно оглянулся по сторонам.
— Весна, господин капитан… — грустно произнес часовой.
— Да, да… весна…
А весна торопилась. Хотя день был совсем не солнечный, вдоль тротуаров бежали ручьи, со звоном падали сосульки, в водосточных трубах грохотали ледяные обвалы. Дементьев как-то сразу все это увидел и услышал. Да, весна работала вовсю, а он?… Дементьев торопливо пошел по улице. Но на первом же перекрестке остановился… «Куда я так спешу? Куда?… Надо хоть пообедать…»
Кафе «Орион» было в числе рекомендованных немецким офицерам. Такая рекомендация — тоже часть прославленного немецкого порядка. Рядом другое кафе — пустое. А в «Орионе» свободного места не отыщешь. Табачный дым висит над потолком сизым пологом. Не умолкает гул от разговоров. Дементьев приметил свободное местечко за столиком в дальнем, темном углу — там сидели три офицера. Все они были из инженерных войск Тодта. Дементьев попросил разрешения сесть за их стол. Офицеры, как по команде, молча пожали плечами; мол, что поделаешь, запретить-то мы не можем. Дементьев сел и погрузился в изучение меню. Офицеры молчали. Сделав заказ официанту, Дементьев вынул из кармана газету и стал читать…
— Что интересного, капитан, нашли в газете? — насмешливо спросил один из офицеров.
— Молодцы ваши коллеги! — не отрываясь от газеты, сказал Дементьев. — За десять дней опоясали Берлин неприступным поясом из стали и бетона.
Офицеры молча переглянулись. Потом один из них задумчиво сказал:
— Нашим коллегам там хорошо, у них в руках вся техника. Попробовали бы они действовать голыми руками, когда вместо техники тебе дают приказ, полагая, очевидно, что эта бумажка всесильна…
Снова, как по команде, офицеры вздохнули и надолго замолчали. Дементьев настороженно, но терпеливо ждал продолжения их разговора.
Вдруг один из офицеров выхватил из кармана бумагу и карандаш.
— А что, если сделать так? — сказал он и начал что-то рисовать.
Остальные два офицера придвинулись к нему и стали внимательно рассматривать рисунок.
Дементьев слышал потом только отрывистые фразы, которые поначалу ничего ему не говорили.
— …Скошенный помост большого запаса прочности… Придвигается вплотную к борту…
— …А как он передвигается вдоль?
— …Два тягача. Максимум — три…
— …А если разная высота борта?
— …Об этом надо подумать…
— …Делать помост из убирающихся сегментов…
— …Идея!… Вот так…
— …Но разве можно такой помост построить за одни сутки?
— …Если дадут саперный батальон — можно.
— …А дадут?
— Идемте сейчас же в штаб.
Офицеры расплатились и ушли. Тотчас же их места заняли два майора и капитан. Судя по всему, это были фронтовики — обветренные лица, огрубелые руки, усталость и злость в глазах. Весь их разговор вращался главным образом вокруг того, чем их здесь накормят…
Дементьев ушел. Конечно, ему хотелось посидеть еще — может быть, фронтовики тоже заговорили бы об эвакуации и он узнал бы что-нибудь новое. Но после того как он пообедал и расплатился, оставаться за столом, когда по кафе все время в поисках свободного места бродили офицеры, было нельзя: это могло вызвать подозрение…
Да, инженеры явно связаны с эвакуацией! И что-то относящееся к ней они должны сделать за одни сутки… Одни сутки… Что же делать? Что предпринять для приближения к главной цели?… Дементьев, идя домой, думал только об этом. Только об этом.
Совершенно неожиданно вечером в гости к Дементьеву пришел майор Зандель. Пришел мрачный и точно за один этот день похудевший. Дементьев уже приметил, что майор — впечатлительная натура, с весьма неустойчивым настроением, и теперь очень заинтересовался, что сделало майора мрачным.
Зандель прикрыл дверь и подошел вплотную к Дементьеву:
— Вам полковник ничего не говорил?
— Советовал поволочиться за хозяйской дочкой! — Дементьев засмеялся.
Зандель даже не улыбнулся; задумался на секунду и сказал:
— Все равно секретом это остаться не может… Кажется, сегодня ночью начинается эвакуация войск. Их перебрасывают на защиту Берлина.
«Вот оно!» — радостно и в то же время тревожно подумал Дементьев, но равнодушно спросил:
— Всех войск?
— Очевидно.
— Ну что ж, верховному командованию видней! — беспечно заключил Дементьев. — Нас ведь это не касается?
— Нет, капитан, касается. Наш отдел заработает теперь с максимальной нагрузкой. Мельх сказал, что под наши грузы будет отводиться место на каждом транспорте.
— Наконец-то работа! — весело воскликнул Дементьев. — А то от первого задания я было загрустил. Воевать с музейными старичками не по мне.
— Эта война, Рюкерт, только начинается. И пока мы не вывезем отсюда все, что можно вывезти, мы сами отсюда не выберемся! — почти с надрывом сказал Зандель.
— Надо постараться сделать наше дело поскорее! — все так же весело сказал Дементьев, будто не замечая нервного состояния Занделя. — Может быть, нам еще удастся участвовать в драке за наш Берлин. У меня чешутся руки проучить русских. Они не понимают того, что Германия борется, пока жив хоть один немец, и что последнее слово войны еще не сказано.
Зандель смотрел на Дементьева почти с жалостью: он решил, что не найдет в Рюкерте собеседника для откровенного разговора о том, что сейчас угнетало его.
— Что-то у меня страшно разболелась голова, — сказал он. — Извините меня, капитан, я пойду: мне надо лечь в постель. Не дай бог заболеть в такие дни…
Зандель ушел. Дементьев сел за стол и сжал голову руками. Ну вот, началось то, ради чего он послан в этот город. Быстро и весьма успешно сумел легализоваться, даже заручиться доверием начальства. Волей случая он попал на работу, близкую к перевозкам. Но все это может оказаться бесполезным, если он не сможет получать совершенно точную и исчерпывающую информацию об отправке транспортов.
Так или иначе, первую — правда, неуточненную — информацию он уже имеет: эвакуация начинается сегодня ночью. Об этом немедленно надо известить командование. Дементьев быстро оделся и отправился за рацией на явочную квартиру Павла Арвидовича.