18. КОНСПИРАЦИЯ
Пятница — хороший день. Начиная с половины пятого кабинеты постепенно пустеют. В здании остаются только директора да иногда несколько сотрудников, желающих проявить усердие или воспользоваться наступившим спокойствием, чтобы наверстать упущенное за неделю.
Мне нужно было срочно рассортировать мейлы, накопившиеся за два дня. Подготовка к квартальному отчетному собранию потребовала больше усилий, чем я рассчитывал. Моя задача — отбор и изощренная гримировка наших убытков для предъявления сведений журналистам и финансовым аналитикам, которые не преминут наброситься на нас. Да и внутри Банка нужно добавить уверенности и руководящему составу, и рядовым сотрудникам, в особенности если конъюнктура будет по-прежнему ухудшаться. Однако самая серьезная проблема заключалась в том, что мои отношения с президентом продолжали портиться и причин я до конца не понимал. Может, стоит поговорить с ним и прояснить ситуацию? Честно говоря, мне не хватало ни желания, ни смелости.
Впрочем, я также подумывал о доводке деталей своей поездки в очаровательное княжество Андорра. Было 5 сентября. В ближайший понедельник мне предстояло открыть для себя это гостеприимное место, которое впишется — возможно, быстрее, чем я думал, — в мой собственный план выживания. Но для начала следовало проконтролировать выполнение мер предосторожности, которые я обычно принимал в случае подобных поездок.
Роль Номера Два в Банке вынудила меня составить четкий свод правил безопасности. Я имею в виду те, которые регулировали наши отношения с внешним миром — с нашими экзотическими филиалами, чьи названия умолчу. Опыт приучил меня к бдительности индейца на тропе войны. Воспоминания об Эрике Б., добросовестном управляющем частными счетами, который покончил с собой еще до моего прихода в Банк, убедили меня в том, что никакая предусмотрительность не бывает излишней. Я тщательно выложил все содержимое своего бумажника на стол, как обычно пустой: ни одной папки или компрометирующей визитной карточки, ни одного внутреннего документа или черновика устава доверительного собственника (такие компании-ширмы мы предоставляем в распоряжение наших лучших клиентов). Ничего нельзя оставлять на столе. Совсем ничего. Для очистки совести я извлек ежедневник, где фиксировались мои встречи. Инструкции, которые я обобщил во внутрибанковском пособии по конфиденциальности, недвусмысленно гласили: категорически запрещается выезжать за границу со служебным компьютером, в котором могут быть компрометирующие данные. Старые добрые ежедневники обретали в этом контексте новую жизнь. Тот, что сегодня был у меня с собой, я называл "специальный таможенный". Иными словами, это была очищенная версия оригинала. Значительная часть клиентов в нем вообще не фигурировала: те, кто держал незадекларированные счета в нашем швейцарском филиале. Другие клиенты, также решившие бежать от налогов, имели при этом вполне официальный счет в одном из наших брюссельских или лондонских филиалов, однако их тоже следовало защитить. Наконец, я общался напрямую с рядом нерезидентов Франции — с иностранцами, которые доверяли нам слепо или почти слепо и для которых Банк был своего рода святилищем.
В нашей среде известны имена коллег из других финансовых учреждений, у которых конфисковали ежедневник, и в результате им пришлось выдержать многочасовые допросы на границе. Поэтому мы дисциплинированно придерживались жесткого правила: путешествовать только с зашифрованными документами или с фальшивыми записными книжками. Лично я использовал следующую систему: дубликат моего парижского ежедневника хранился в кабинете директора наших зарубежных филиалов, в сейфе, к которому только он имел доступ; свои встречи я, конечно, назначал из Парижа, но по особой телефонной линии, зарегистрированной в France-Telecom на имя посреднической конторы по торговле сырьем, — уловка, квалифицированная нашим главой юридической службы как довольно невинная.
С самого начала девяностых мы находились под пристальным наблюдением правительства. И следовательно, Берси. Расцвет офшорных финансовых потоков, обмен финансовыми счетами между крупными мультинациональными компаниями и их бесчисленными филиалами, растущий масштаб перемещения капиталов, — все это породило тайную партизанскую войну. Налоговые службы проводили секретные расследования в крупных финансовых учреждениях всего мира. А у нас — особенно. Поэтому время от времени Банк становился объектом телефонной прослушки — более или менее разрешенной, то есть в реальности абсолютно незаконной. Однако, по логике, всем было невыгодно возмущаться подобной практикой: и правительству, и министерству финансов, и прокуратуре. Что же до нас, главных жертв этих аморальных действий, то нам, естественно, не было никакого резона волновать клиентов. К тому же обнародование информации об используемых скандальных методах привело бы заодно и к ухудшению наших отношений с бесформенной бюрократической массой, известной под именем французского государства, где все воевали со всеми. А это вовсе не входило в наши намерения!