Он все сделал, как надо, вернулся, довольный; за ним другие потянулись: все спешат слова свои сказать. Так до меня очередь дошла; подошел я так важно к книге, а у самого сердце в груди так и скачет: радостно так, словно меня самого коронуют! Как-никак, и моя заслуга в том, что делается, есть... Ну, сказал я все, что надо было, вернулся на свое место, - неспешно, чтоб дамы меня рассмотреть успели, - продолжаю стоять, а за мной уже следующий к книге идет, а за ним еще и еще топают. Десятка три людей уже подошли, как вдруг смотрю - моя Аннет идет к книжке! У меня аж заныло где-то в груди: красивая такая, - в платье том самом, к котором приехала. А скромна-то как - точно голубка среди павлинов! Поднялась она легко на ступенечки, руку на книжку положила, голову подняла, перед собой взглянула; обвела всех взглядом, потом губы разомкнула, говорить начала, и голос у нее таким вдруг громким мне показался, точно колокол медный.
- Я, Анна-Валентина, дочь короля Граганца, по закону и в согласии с волей монархов, его написавших, принимаю корону Льяваса, и трон, и все права, что законному монарху полагаются. И да помогут мне те, кто сильнее меня, - живые и те, что смотрят с неба, - чинить правдивый суд и справедливое правление!
Что тут началось, можешь себе представить! Шум, крики - будто взбесились все! А я стою, на нее одну смотрю: глаз оторвать не могу, точно заколдованный. Меня в бока пихают, кричат что-то, разобраться требуют, а я и слова из себя выдавить не могу. Даже сейчас, как вспомню тот день, так сердце в груди заходиться начинает...
Ну, покричали они так, покричали, да делать-то нечего, - короновали мою Аннет, стала она королевой, править начала. Хорошо правила, по уму - так хорошо, что даже недовольные со временем утихли. А я в тот же день два письма написал: одно дяде своему - мол, отказываюсь я от помолвки, как хотите меня, так и наказывайте; второе матери - чтоб домой не ждала, не вернусь. И так и не вернулся: при дворе остался, - только бы с ней рядом быть!.. Хотел тебя к себе вызвать, да мать моя, твоя бабка, не дозволила: мол, хватит с нее, что и одного околдовала королевка эта - так она мою Аннет называла. В общем, так я при дворе всю жизнь свою оставшуюся и прожил, королеве служил. Вернее всех ей был - от заговоров всяких да козней что пес овечку охранял! А она до конца своих дней со мной в дружбе была, о себе говорила: «ваша Аннет». Кстати, с моей руки и к чаю бобовому пристрастилась; правда, горьким она его пить так и не научилась, - всегда сахаром подслащивала. А как умерла она - в старости, тогда только я домой вернулся, век свой доживать.
Вот такая история, сын мой; хочешь - суди меня, а хочешь - пойми да прости старика; да только если бы сами ангелы господни меня снова в тот день вернули, снова бы за ней пошел - такая сила в ней была! Ну да время ведь не воротишь; одно мне теперь осталось: ждать, чтоб смерть про меня поскорее вспомнила - на небе ведь тоже надо, чтоб ее кто-то охранял, мою голубку...